Пятый год войны
Летняя кампания
Отправление пелопоннесского флота к Лесбосу. Четвертое вторжение пелопоннесцев в Аттику (26)
Сдача митиленян Пахету на капитуляцию (27-28)
Появление пелопоннесских кораблей с Алкидом во главе в водах Ионии и преследование его Пахетом (29-33)
Пахет захватывает Нотий, Пирру и Эрес и отправляет виновников отложения Митилены в Афины (34-35)
Решение афинян по делу митиленян в первом собрании (36)
Второе собрание. Речь Клеона (37-40)
Речь Диодота (41-48)
Постановление афинян и приведение его в исполнение (49-50)
Поход Никия против Миной (51)
Взятие Платей и суд над платеянами (52)
Речь платеян (53-59)
Возражение фивян; речь их (60-67)
Наказание Платей (68)
Кровавые события на Керкире в результате междоусобных распрей (69-85)
Первый поход афинян в Сицилию (86)
Зимняя кампания
Вспышка чумы в Афинах. Землетрясения в различных местах (87)
Поход аттического флота, находившегося в Сицилии, против Эоловых островов (88)
26 В следующую летнюю кампанию 427 г. пелопоннесцы отправили назначенные в Митилену сорок кораблей, поставив начальником их Алкида, который был у них навархом,1 а сами вместе с союзниками вторглись в Аттику с той целью, чтобы афиняне, тревожимые с двух сторон, имели тем меньше возможности помочь шедшим в Митилену кораблям. (2) Вторжением руководил Клеомен, заступавший место сына Плистоанакта Павсания, еще малолетнего царя, которому Клеомен приходился дядей. (3) Пелопоннесцы разорили части Аттики, опустошенные раньше, истребили все, что там выросло вновь и что уцелело от прежних вторжений.2 После второго вторжения это было самое тягостное для афинян. (4) В постоянном ожидании каких-либо вестей из Лесбоса о действиях флота, который должен был уже прибыть к острову, пелопоннесцы исходили и опустошили большую часть Аттики. Но так как ожидания их вовсе не оправдывались и они терпели недостаток в съестных припасах, то они возвратились домой и разошлись по своим государствам.
27 Тем временем митиленяне ввиду того, что корабли из Пелопоннеса все медлили и не являлись к ним, а в съестных припасах ощущала недостаток, вынуждены были вступить в соглашение с афинянами при следующих обстоятельствах. (2) Салеф и сам уже не ждал больше пелопоннесских кораблей, а потому снабдил народ, прежде легковооруженный, тяжелым вооружением, чтобы сделать вылазку против афинян. (3) Но получив вооружение, митиленяне перестали слушаться начальников и, собираясь на сходки, решили, что или богатые должны открыть свои запасы хлеба и разделить его между всеми гражданами, или же они одни вступят в соглашение с афинянами и сдадут им город.
богатые: они вместе с тем были главными виновниками отпадения от афинян.
28 Стоявшие во главе правления лица, сознавая себя бессильными воспрепятствовать демократии и не желая подвергаться опасности в том случае, если они не примут участия в договоре, сообща1 вошли в соглашение с Пахетом и его войском на следующем условии: афиняне могут принять относительно митиленян решение, какое будет им угодно; митиленяне допускают афинское войско в город, а сами отправят посольство в Афины насчет своей судьбы; до возвращения посольства Пахет не вправе ни заключать в темницу кого-либо из митиленян, ни обращать в рабство, ни предавать смерти. Таковы были условия договора. (2) Те из митиленян, которые наиболее детально вели сношения с лакедемонянами, объятые ужасом, когда афинское войско вступило в город, не удержались и сели у алтарей.2 Пахет предложил покинуть алтари, обещав не причинять им обиды, и до того или иного решения афинян поместил их на Тенедосе. (3) Затем он послал триеры к Антиссе,3 покорил ее и вообще принял все нужные, по его мнению, меры по военной организации.
1 С демократической партией.
2 Ср.: I. 24.7, 126.10; III. 70.5, 75.5
3 III. 18.2
стоявшие во главе правления лица: т. е. олигархи.
на Тенедосе: см.: к 2.3
29 Между тем пелопоннесцы на сорока кораблях, которые должны были явиться к Лесбосу со всею поспешностью, замешкались в пелопоннесских водах и в дальнейшем плавании тихо подвигались вперед. Они не были замечены из Афин, пока не появились у Делоса. Оттуда они прибыли к Икару и Миконосу и там впервые узнали о покорении Митилены. Желая удостовериться в этом, пелопоннесцы поплыли к Эмбату в Эрифрейской области; Эмбата достигли они семь дней спустя после падения Митилены. Получив о том точные сведения, пелопоннесцы совещались, что делать ввиду случившегося. При этом элейский гражданин Тевтиапл сказал следующее.
к Икару: остров к западу от Самоса.
Миконосу: островок к северо-востоку от Делоса.
к Эмбату в Эрифрейской области: по схолиасту, пролив между Хиосом и Эрифрами, по Стефану Византийскому, часть Эрифр, города на берегу Малой Азии, против Хиоса.
30 «Алкид и все присутствующие пелопоннесские военачальники! Мне кажется, нам нужно плыть к Митилене немедленно, прежде чем узнают о нашем прибытии. (2) Вероятно, неприятель только что овладел городом, и потому вряд ли там приняты значительные меры предосторожности, особенно на море, откуда неприятель вовсе не ожидает нападения со стороны кого-либо, и где для нас исключительно благоприятным является решительный способ действия. Вероятно, и сухопутное войско их, как победителей, рассеялось беззаботно по домам. (3) Поэтому если мы нападем внезапно ночью, то, надеюсь, выиграем дело при содействии лиц, находящихся в городе, если только кто уцелел из наших благожелателей. (4) Нам нечего страшиться опасности, приняв во внимание, что неожиданность в военных действиях есть не что иное, как недостаток предусмотрительности: если военачальник сумеет уберечься от нее сам и воспользуется ею для нападения на врага, он достигнет полного успеха».
при содействии лиц ... городе: т. е. сторонников олигархической партии.
31 Однако этой речью Тевтиапл не убедил Алкида. Некоторые беглецы из Ионии и плывшие вместе с ним лесбосцы советовали, так как это опасное предприятие внушало страх, захватить какой-нибудь из ионийских городов или эолийскую Киму и, опираясь на нее как на базис, попытаться поднять Ионию против Афин (на это, указывали они, есть надежда, потому что появление лакедемонян желательно для всех тамошних эллинов), отнять у афинян этот важнейший источник их доходов и вместе с тем вовлечь афинян в издержки, если бы они вздумали блокировать лакедемонян и ионян; есть надежда, продолжали они, склонить и Писсуфна1 к войне. (2) Однако Алкид не внял этим советам и, опоздав к Митилене, склонялся больше всего к тому, чтобы как можно скорее возвратиться к Пелопоннесу.
1 I. 115.5
Киму: древний город в Эолиде, недалеко от Ксанфа, был под властью персов.
появление ... эллинов: рассчитывавших таким путем освободиться от власти афинян.
32 Снявшись с якоря у Эмбата, Алкид следовал вдоль берега и, пристав к Мионнесу, принадлежавшему теосцам, умертвил большую часть пленников, захваченных во время плавания. (2) Когда он бросил якорь подле Эфеса, к нему явились самосские послы из Анеи1 и заявили, что неладно он освобождает Элладу, коль скоро губит людей, не поднимающих против него оружия и ему не враждебных, хотя и состоящих, по необходимости, в союзе с афинянами; если он не прекратит такого образа действий, то приобретет дружбу немногих врагов, но зато вооружит против себя гораздо большее количество друзей. (3) Слова эти подействовали на Алкида; он отпустил на свободу всех хиосцев, какие еще были у него, и некоторых других. Дело в том, что при виде его кораблей люди не убегали; напротив, они подходили к ним ближе в уверенности, что это афинские корабли, так как никоим образом не ожидали, чтобы пелопоннесские суда могли пройти до Ионии, когда власть над морем была в руках афинян.
1 III. 19.2
к Мионессу: город в Ионии, между Лебедосом и Теосом.
33 От Эфеса Алкид отплыл с поспешностью и бежал, потому что был замечен с кораблей «Саламинии» и «Парала» (эти два корабля плыли от Афин еще в то время, когда он стоял на якоре подле Клара). Опасаясь преследования, Алкид пустился в открытое море и решил не приставать к суше по своей воле нигде, кроме Пелопоннеса. (2) Весть об этом пришла к Пахету и к афинянам из Эрифр; доносилась она и из разных других мест. Так как Иония не имела укреплений, то афинянами овладела сильная тревога, как бы пелопоннесцы, крейсируя вдоль берегов Ионии, не стали нападать и разорять ее города, хотя бы и не имели в виду в ней утвердиться. К тому же экипаж «Парала» и «Саламинии» известил о том, что он собственными глазами видел Алкида подле Клара. (3) Пахет стремительно погнался за ним, преследовал до острова Патмоса и возвратился, когда оказалось, что нигде нельзя уже было настигнуть Алкида. Не догнав кораблей в открытом море, Пахет считал удачей и то, что, не будучи нигде настигнуты, неприятельские корабли не были вынуждены устраивать себе стоянку, что обязывало бы афинян сторожить и блокировать их.
Эфеса: см.: к I. 137.2
«Саламинии» и «Парала»: две афинские государственные триеры, всегда стоявшие наготове в Пирее, отличались быстрым ходом и служили главным образом для доставления государству своевременных военных известий.
Клара: город Ионии, к северо-западу от Эфеса.
Патмоса: остров из числа Спорадских, к югу от Самоса.
34 На обратном пути Пахет держался берега, пристал к городу колофонян Нотию, в котором поселились колофоняне, когда верхний город был взят Итаманом и варварами, призванными одною из партий вследствие происходившей междоусобной распри. Взят же был этот город варварами почти в одно время со вторым вторжением пелопоннесцев в Аттику.1 (2) В среде сбежавших в Нотий и поселившихся там колофонян снова возникли распри, причем одна партия призвала наемников Писсуфна, состоявших из аркадян и варваров, и держала их в укреплении, отделенном от остального города; к этой партии примкнули и вошли в состав граждан и те из колофонян верхнего города, которые держали сторону персов. Напротив, другая партия, побежденная и изгнанная из города, призывала Пахета. (3) Последний пригласил к себе для переговоров державшегося в укреплении Гиппия, начальника аркадян, обещал отпустить его здравым и невредимым обратно в укрепление, если они не сойдутся на условиях. Гиппий явился к Пахету, а тот отдал его под стражу, не заковав в цепи, сам внезапно напал на укрепление и взял его, так как находившиеся внутри воины вовсе не ожидали нападении, причем велел перебить аркадян и всех варваров, какие там были. Затек Гиппия, согласно уговору, Пахет отвел в укрепление и, когда тот вошел туда, велел схватить его и поразить стрелами. (4) Нотий Пахет возвратил колофонянам, исключая тех, которые держали сторону персов. С течением времени афиняне отправили в Нотий экистов и дали городу устройство, согласное с их собственными законами,2 собрав там из соседних городов всех колофонян, какие где были.
1 II. 47.2
2 Т. е. демократическое.
Нотию: гавань Колофона, в Ионии, отстоявшая от верхнего города на 10—12 верст, см.: С. Schuchhardt в Athenische Mitteilungen. XI. 1886. P. 410.
Итаманом: вероятно, предводитель персидского царя, захвативший в 430 г. Колофон на свой страх.
аркадян: служивших по найму у персов.
экистов: см.: к I. 24.2
35 По возвращении в Митилену Пахет покорил Пирру и Эрес,1 захватив лакедемонянина Салефа,2 скрывавшегося в городе, и отправил его в Афины, равно как и митиленян, помещенных им на Тенедосе,3 и всех казавшихся ему виновниками восстания. (2) Большую часть своего войска Пахет отпустил; с прочими воинами он остался на Лесбосе и устраивал дела Митилены и остального острова по своему усмотрению.
36 По прибытии митиленян и Салефа афиняне немедленно казнили последнего, хотя он, между прочим, предлагал удалить пелопоннесцев от Платей, все еще находившихся в осаде.1 (2) Относительно митиленян афиняне стали совещаться. В гневе они решили казнить не только тех митиленян, которые были в Афинах, но всех, достигших возмужалости, а детей и женщин обратить в рабство. Они вменяли митиленянам в вину как восстание вообще, так особенно то, что они возмутились, не будучи подчинены афинянам, подобно прочим союзникам. В весьма сильной степени вызывали возбуждение афинян и пелопоннесские корабли, которые, чтобы подать помощь митиленянам, дерзнули проникнуть в Ионию; 2 это показывало, что восстание задумано серьезно. (3) Итак, афиняне отправили триеру к Пахету с известием о принятом решении и с приказанием поскорее покончить с митиленянами. (4) Однако на следующий день афиняне стали несколько раздумывать и приходить к убеждению, что решение погубить весь город, а не одних виновных, сурово и жестоко. (5) Находившиеся в Афинах митиленские послы и сочувствовавшие им афиняне заметили эту перемену и постарались уговорить должностных лиц3 снова представить дело на обсуждение. Тем легче удалось им это, что и сами должностные лица ясно видели желание большинства граждан дать им возможность обсудить дело снова. (6) Немедленно созвано было народное собрание, на котором разные лица высказывали различные мнения. Выступил и сын Клеенета Клеон, тот самый, который провел прежнее решение о казни всех митиленян. Это был вообще наглейший из граждан; в то время он пользовался величайшим доверием народа. Клеон выступил снова с такою речью.
1 III. 20 - 24
2 III. 32
3 Стратегов или пританов, очередных председателей совета и народного собрания.
37 «Много раз уже, при других случаях, я приходил к убеждению, что демократическое государство неспособно владычествовать над другими. Преимущественно же убедился я в этом теперь, по поводу вашего раскаяния относительно митиленян. (2) Так как в повседневных сношениях друг с другом вы действуете без боязни и козней, то с таким же настроением относитесь и к союзникам. Впадая в ошибки под влиянием ли речей их, или из сострадания к ним, вы не думаете о том, что слабость ваша небезопасна для вас, союзникам же она не внушает признательности к вам. Вы не считаетесь с тем, что ваше владычество есть тирания,1 что союзники ваши питают враждебные замыслы и неохотно терпят вашу власть. Они слушаются вас не потому, что вы делаете им добро и тем вредите себе, но скорее потому, что вы превосходите их могуществом, и никакой роли не играет тут их расположение к вам. (3) Ужаснее же всего, если мы не будем твердо держаться однажды принятых решений и не поймем, что государство с худшими, но неизменными законами могущественнее того, которое имеет законы прекрасные, но не приводимые в исполнение, что необразованность при твердости характера полезнее, чем смышленость при бесхарактерности, что люди попроще обыкновенно лучше справляются с делами в государствах, нежели люди более интеллигентные.2 (4) Последние желают казаться мудрее законов, брать верх во всем, что бы когда ни говорилось в народном собрании, как будто они не могут проявить свой ум в других более важных случаях, и таким способом действия причиняют государству большею частью вред. Напротив, люди, не верящие в свою гениальность, считают себя более невежественными по сравнению с законами и не столь способными осуждать речи прекрасного оратора. Будучи скорее беспристрастными судьями, чем борцами в словопрении, они обыкновенно и поступают правильно. Вот почему и нам следует действовать таким образом и, не увлекаясь красноречием и состязанием в гениальности, не давать советов вашему народу против собственного убеждения».
38 «Я остаюсь при прежнем решении и удивляюсь тем, которые дело митиленян представили вторично на обсуждение, потребовали отсрочки, что скорее выгодно для виновных, нежели для нас. В самом деле, пострадавший преследует в таком случае совершившего проступок с ослабевшим . раздражением, между тем как только то наказание, которое следует возможно быстрее за совершением проступка, ведет вернее всего к соответственному возмездию. Удивляюсь я и всем тем, кто стал бы возражать мне и желал бы доказывать, что преступления митиленян полезны для нас, а наши неудачи причиняют вред союзникам. (2) Ясно одно: мой противник или, уверовав в свое красноречие, должен доказать, что то, что вообще является общепризнанным, основывается не на правильном решении, или же под влиянием подкупа он будет пытаться провести вас придуманными им благовидными доводами. (3) Но при подобного рода состязаниях государство дает победные награды другим, само же пожинает опасные последствия. (4) Ответственность за это падает на вас, как на плохих агонофетов, вас, которые привыкли быть речей - зрителями, а дел - слушателями. О будущих предприятиях, об осуществимости их, вы судите по речам ловких ораторов; о событиях, уже совершившихся, вы заключаете не столько по тому, что сделано, что вы сами видите, сколько по тому, что вы слышите из уст ораторов, искусных в обличении. (5) Вы в совершенстве умеете дать ввести себя в обман разными новшествами в речи, следовать же вашим собственным решениям вы не желаете; вы - рабы всего необычайного, то же, что вошло в обиход, вы презираете. (6) Каждый из вас особенно хочет показать, что он сам может быть хорошим оратором; если же он на это не способен, то желает состязаться с подобного рода ораторами, чтобы не показаться человеком, лишь следующим в своем понимании за другими, и потому готов заранее одобрить всякую остроумную мысль. Вы горячи в предугадывании того, что говорится, и вялы, чтобы заранее взвесить последствия этих речей. (7) Вы, можно сказать, стремитесь к чему-то иному, а не к тому, в чем мы живем; данного положения вы не обсуждаете с достаточным вниманием. Вообще приятное для слуха покоряет вас, и вы больше походите на зрителей, сидящих пред софистами, нежели на людей, совещающихся о делах государственных».
агонофетов: устроителей агонов, состязаний и всякого рода зрелищ.
софистами: известны как учителя мудрости и риторики; в конце лета того же года прибыл в Афины в качестве посла от Леонтин знаменитый софист Горгий. :
39 «Я стараюсь отвратить вас от всего подобного и заявляю, что Митилена, один этот город, нанес вам величайшую обиду. (2) Я могу простить тех восставших, которым невмоготу было сносить ваше владычество, или тех, которые вынуждены были к восстанию неприятелем. Но если это учинили жители острова, снабженного укреплениями, угрожаемые врагами нашими только с моря, да и здесь защищенные от них запасом триер, к тому же пользующиеся автономией, а от нас высочайшим почтением, если они так поступили, то не есть ли это с их стороны злой умысел против нас, не есть ли это скорее бунт, чем отпадение (отлагаются ведь те, которые потерпели какое-либо насилие)? И не стремились ли митиленяне, встав на стороне наших ненавистнейших врагов, погубить нас? И это гораздо важнее, чем если бы они пошли войною против нас одни, опираясь только на собственные силы.(3) Не послужили им предостережением бедствия других, которые восставали уже раньше и были усмирены нами;1 равным образом то благосостояние, которым они пользуются, не удержало их от рискованного шага. Они дерзко пошли навстречу будущему и, преисполненные надежд, которые превышали их силы, хотя и уступали их намерениям, они подняли войну, решившись поставить силу выше права. Не будучи обижены нами, митиленяне напали на нас в такой момент,2 когда могли рассчитывать на победу. (4) Обыкновенно неожиданное благосостояние ведет к заносчивости те государства, на долю которых достается оно в высшей мере и в самое короткое время. Большею же частью такое благополучие людей, которое достигается правильным расчетом, бывает прочнее того, которое ниспадает неожиданно, и легче, можно сказать, людям отвратить беду, нежели надолго сохранить благосостояние. (5) Давно уже нам вовсе не следовало оказывать предпочтение митиленянам пред прочими союзниками; тогда они и не дошли бы до такой наглости: человеку по природе свойственно относиться высокомерно к тем, которые ублажают его, и с удивлением к тому, кто перед ним не сгибается. (6) Теперь митиленяне должны понести наказание, достойное своего преступления. Не считайте виновными только аристократов и не оправдывайте демократов: митиленяне восстали на нас все одинаково. Если бы демократы перешли на нашу сторону, они теперь по-прежнему были бы в безопасности; но они сочли более надежным для себя разделить опасность с аристократами и потому также отложились. (7) Если вы станете налагать одинаковые наказания на союзников за восстание, вынуждены ли они к нему неприятелем, или произвели его по доброй воле, то неужели, думаете вы, найдутся союзники, которые не отложатся от вас по ничтожному поводу, коль скоро в случае успеха они получат свободу, а при неудаче не подвергнутся тому, от чего нельзя излечиться?3 (8) В борьбе с каждым городом мы, напротив, будем рисковать нашими средствами и жизнью; при благоприятном исходе вы получите разоренный город и лишитесь в будущем ежегодных доходов, которые составляют нашу силу, а в случае неудачи мы будем иметь новых врагов, кроме тех, которые уже у нас есть, и будем вынуждены воевать с собственными союзниками в то время, когда нам нужно бороться с нашими теперешними врагами».
1 I. 98.4, 99
2 Ср.: III. 3.1, 13.3
2 Т. е. до смертной казни.
40 «Следовательно, не должно вселять в митиленян надежды на то, что они могут получить у нас, опираясь на красноречие, или купить деньгами прощение своей вины, совершенной будто бы по человеческой слабости. Ведь они причинили нам вред по доброй воле, они злоумыслили против нас сознательно; а прощается только невольное прегрешение. (2) Так ратовал я тогда, в первый раз, и теперь ратую за то, чтобы вы не переменяли вашего первоначального решения и не впадали в ошибку по трем самым гибельным для власти побуждениям: жалости, увлечению красноречием и великодушию. (3) Отвечать состраданием справедливо по отношению к тем, кто находится в одинаковых с тобою условиях, а не к тем, которые сами неспособны к жалости и всегда по необходимости оказываются врагами. Ораторы, пленяющие вас красноречием, найдут случай для состязания при других, менее важных обстоятельствах, а не теперь, когда государство будет жестоко наказано за минутное удовольствие,1 а они2 получат из-за краснобайства хорошую мзду. Великодушие оказывается не тем людям, которые все равно остаются такими врагами, какими они были до того, но тем, которые в будущем намереваются быть привязаны к вам. (4) Одним словом, утверждаю: если вы последуете моему совету, вы поступите и справедливо по отношению к митиленянам, и с пользою для себя; в случае если вы примете противоположное решение, они не будут вам благодарны, а себя вы скорее покараете. Если они вправе были отложиться, значит, вы владычествуете над ними не по праву. Если же вы, хотя бы и не по праву, все-таки желаете господствовать, то ради собственной пользы, хотя бы и вопреки праву, вы должны наказать их, или же вам следует отречься от власти и, оставаясь вне опасности, разыгрывать роль добродетельных людей. (5) Считайте своим долгом ответить тою же мерою наказания3 и не показывайте себя более безжалостными, нежели те, которые злоумышляли против вас, хотя бы вы и избегли опасности. Подумайте, что, по всей вероятности, учинили бы они вам в случае, если бы одержали верх, особенно потому, что несправедливость исходила от них. (6) Кто без достаточного повода обижает другого, тот стремится вконец погубить обиженного, опасаясь мести со стороны уцелевшего врага. И в самом деле: обиженный в чем-либо без нужды, избежав опасности, бывает суровее, чем враг, находящийся со своим противником в одинаковом положении».
(7) «Итак, не предавайте самих себя, представьте себе возможно ближе то бедствие, которое готовилось вам, подумайте, как бы вы тогда выше всего поставили то, чтобы укротить восставших, и воздайте им теперь такою же мерой, не размягчайтесь ввиду теперешнего их положения и не забывайте опасности, которая незадолго перед тем висела над вашими головами. (8) Достойно накажите митиленян и покажите ясный пример прочим союзникам: всякого, кто отложится, вы будете карать смертью. Коль скоро решение ваше станет известно, вам меньше придется бороться с вашими же собственными союзниками и вы не оставите в пренебрежении ваших врагов».
1 Выслушать красивую речь.
2 Митиленяне.
3 Какою они мстили вам.
41 Вот что сказал Клеон. После него выступил Диодот, сын Евкрата, который и в прежнем народном собрании больше всех восставал против казни митиленян. Вступив на трибуну, он произнес такую речь.
42 «Я не виню лиц, предложивших вторично разобрать дело митиленян, и не одобряю тех, которые порицают принцип обсуждать многократно важнейшие дела. По моему мнению, два обстоятельства более всего препятствуют разумному решению: поспешность и раздражение; первое обыкновенно доказывает непонимание, второе - грубость и поверхностность. (2) Кто отвергает то, что речи не являются учителями дел, тог или безрассуден, или преследует личные интересы. Он безрассуден, если полагает, что можно как-нибудь иначе выяснить темное еще будущее; он лично заинтересован, если, желая склонить других к чему-либо постыдному, не считает себя в состоянии красноречиво говорить о бесчестном деле, но старается ловкою клеветою запугать противников и тех, которые должны его слушать. (3) Но опаснее всего те люди, которые уже наперед обвиняют своего противника в стремлении блистать за деньги ораторским искусством. Ведь если бы они обвиняли противника в невежестве, то, не убедив слушателей, оратор, сходя с трибуны, оставил бы такое впечатление, что он, скорее, не понимает дела, нежели несправедливо относится к нему. Напротив, оратор, укоряемый в несправедливости, остается в подозрении, даже если он и убедит слушателей; если же не убедит, то его будут считать и безрассудным и несправедливым. (4) От такого образа действий государство ничего не выигрывает, потому что страх отнимает у него советников. И всего больше государство пользовалось бы счастьем в том случае, если бы подобные граждане не имели возможности выступать ораторами: тогда государство менее всего можно было бы убедить впадать в те же ошибки, в какие впадает оратор. (5) Хорошему гражданину не подобает показывать превосходство своего ораторского искусства посредством застращивания противников; он должен выступать как равный против равного. Мудрое государство не должно воздавать особых почестей тому гражданину, который многократно подавал полезные советы, но не должно и умалять тех почестей, какими он уже пользуется; точно так же и того гражданина, которому не удалось провести свое предложение, государство обязано не только не наказывать, но и не относиться к нему с презрением. (6) Тогда оратор, имеющий успех, никогда не станет, чтобы еще больше отличиться, говорить что-либо наперекор своему убеждению и в угоду народу; равным образом и оратор, потерпевший неудачу, не будет стремиться такими средствами привлекать на свою сторону народную массу из желания отличиться».
43 «Между тем мы поступаем противоположно этому, даже больше: если какой-либо оратор подозревается в своекорыстии, пусть даже он выступает с самыми лучшими предложениями, мы лишаем государство очевидной выгоды, относясь с ненавистью к такому оратору, хотя бы относительно его своекорыстия у нас было и недостаточно обоснованное предположение. (2) Обыкновенно бывает так: хорошие предложения, высказываемые напрямик, возбуждают подозрение в такой же мере, как и предложения плохие; вследствие этого и тот оратор, который желает внушить народной массе самое опасное решение, должен привлекать ее на свою сторону путем обмана, и тот, который выступает с лучшим предложением, вынужден прибегать ко лжи для того, чтобы внушить доверие к себе. (3) При таком избытке благоразумия только у нас для государства нельзя сделать ничего доброго открыто, не прибегнув к обману. В самом деле, если кто подает какой-либо благой совет прямо, к нему относятся с подозрением, как бы он втайне не извлек из этого выгоды для себя. (4) Однако при столь трудном положении, ввиду столь важного дела наш долг быть дальновиднее вас, располагающих кратким временем для размышления, тем более, что мы ответственны за наши советы, а вы никому не даете ответа в результатах того, что слушаете. (5) Если бы тот, кто вас убедил, и тот, кто последовал совету, испытывали одинаково дурные последствия, то вы выносили бы решения более осмотрительные. Теперь же в случае неудачи вы при первой вспышке гнева караете одно только предложение лица, натолкнувшего вас на решение, но не караете ваши собственные решения, хотя бы последние, несмотря на то что они приняты народною массою, оказались также ошибочными».
44 «Я выступил по делу митиленян не для возражения Клеону и не для обвинения митиленян. Дело идет, если мы благоразумны, не о преступлении митиленян, но о разумности нашего решения. (2) Если даже я докажу, что митиленяне совершили весьма противозаконное деяние, то отсюда я не стану еще требовать казни для них, коль скоро она не полезна для нас. Не стал бы я говорить и в пользу того, что митиленяне заслуживают некоторого извинения, если бы это не служило к благу государства. (3) Я полагаю, что решение наше должно иметь в виду не столько настоящее, сколько будущее. Наказание митиленян смертью будет полезно, потому что в будущем уменьшится число восстаний,1 - вот на чем Клеон особенно настаивает; я держусь совершенно противоположного мнения и утверждаю иное, также имея в виду благе будущего. (4) Я надеюсь, что из-за мнимой основательности доводов Клеона вы не отвергнете того полезного, что будет заключаться в моей речи. Быть может, речь Клеона, как более справедливо отвечающая теперешнему вашему раздражению против митиленян, увлекает вас; и мы не судимся с ними перед судом, и нам нет нужды рассуждать о принципах права, нет, мы совещаемся о митиленянах и решаем вопрос, как полезнее поступить с ними».
45 «В государствах назначается смерти казнь за многие преступления, и не только за такие, каково преступление митиленян, но и за меньшие. Однако люди, подстрекаема надеждою, отваживаются на рискованные предприятия, и никто еще к ставил себя в опасное положение, не будучи уверен в том, что замысел его кончится для него благополучно. (2) Равным образом, разве существовало когда-нибудь такое государство, какое решилось бы на восстание, не располагая, по своим соображениям, достаточными для того средствами, собственными или при помощи союза с другими? (3) Ошибаться по природе свойственно всем людям и в частной и в государственной жизни, и нет закона, который бы удержал от этого, потому что ли прошли все виды наказаний, налагая их в той надежде, что, быть может, они меньше будут терпеть от преступлений негодяев. Вероятно даже, что в старину самые тяжкие преступления подлежали более мягким наказаниям, но с течением времени, вследствие пренебрежения к этим наказаниям, большинство их усилилось до смертной казни; однако и ею люди пренебрегают. (4) Итак, или необходимо придумать еще более жестокую меру устрашения, или же смертная казнь не способна ни от чего удержать. Бедность в связи с нуждою порождает дерзость, избыток в соединении с наглостью и самоуверенностью побуждает к алчности, точно так же все другие житейские обстоятельства, при том или другом возбуждении, которое, как всегда нечто более сильное и неодолимое, властвует над человеком и толкает его на рискованные предприятия. (5) А тут еще при всяком положении играют свою роль надежда и увлечение; последнее идет впереди, первая за ним следует. Увлечение, внушая замысел, надежда, подсказывая легкость удачи, причиняют всего больше вреда, и хотя объекты увлечения и надежды невидимы, но они сильнее стоящих пред глазами опасностей. (6) Кроме того, в неменьшей мере поддерживает человека в его воодушевлении и счастливый случай, Иногда появляется он неожиданно и даже при недостаточности средств побуждает решаться на опасное предприятие того или иного человека, всего же более государства, поскольку в данном случае дело идет о самом существенном, о свободе или власти над другими, и поскольку каждый, действуя заодно со всеми, нерасчетливо преувеличивает до известной степени свои силы. (7) Вообще, коль скоро натура человека горячо стремится что-либо совершить, нельзя, да и было бы большою наивностью воображать, будто можно отвлечь его от этого или силою законов, или какою-нибудь иною мерою устрашения».
46 «Итак, не следует, положившись на смертную казнь как на залог спокойствия, принимать гибельное решение. Не должно лишать восставших всякой надежды на то, будто им нельзя будет раскаяться и в возможно короткое время загладить свою ошибку. (2) Подумайте о том, что теперь, если какое-либо государство и отлагалось и потом сознавало невозможность успеха, оно готово было примириться с нами еще в то время, когда было в состоянии уплатить нам военные издержки и на будущее время вносить подати. Но неужели, думаете вы, при другом отношении, когда безразлично будет, пойти ли на примирение раньше или позже, найдется хоть одно государство, которое не постарается вооружиться еще сильнее, чем теперь, и не станет выдерживать осаду до последней крайности? (3) Разве для нас не убыточно тратиться на продолжительную осаду только потому, что о примирении нет речи, получить в случае взятия города город разрушенный и лишиться доходов с него на будущее время? Между тем именно в них наша сила против врагов. (4) Поэтому нам следует быть не столько строгими судьями виновных во вред себе, сколько обращать внимание на то, каким образом, применив умеренное наказание, мы можем на будущее время утилизировать те государства, которые обладают значительными денежными средствами. Оберегать себя мы должны не суровостью законов, но бдительностью в наших действиях. Теперь же мы поступаем вопреки этому правилу. (5) Если какое-нибудь свободное государство, принужденное к подчинению силою, отлагается от нас из стремления к независимости, то, совершенно понятно, мы полагаем, что, покорив его, следует его еще жестоко наказать. Напротив, людей свободных не должно подвергать суровому наказанию в то время, как они решились отложиться, а необходимо строго наблюдать за ними еще до восстания и заранее действовать так, чтобы отпадение и на мысль им не приходило; а потом, одолев восставших, нужно возможно меньшее взыскивать с них».
47 «Теперь подумайте, какую ошибку вы сделали бы в данном случае, последовав совету Клеона. (2) Теперь во всех государствах демократическая партия благосклонно настроена к вам и или вовсе не принимает участия в восстании олигархической партии, или же, если и бывает вынуждена примкнуть к восстанию, тотчас становится во враждебные отношения к восставшим. Поэтому, начиная войну, вы имеете союзника в лице народной массы враждебно настроенного к вам государства. (3) Если вы погубите демократическую партию в Митилене, партию, которая не участвовала в восстании и, получив оружие, добровольно передала вам город, то прежде всего избиением доброжелателей ваших вы совершите несправедливость, потом сделаете то, что наиболее желательно для аристократов: поднимая против вас государства, они тотчас найдут себе союзника в лице демократов, как скоро вы открыто покажете, что подвергаете безразлично одному и тому же наказанию и виновных и невиновных. (4) Нет, если бы даже демократическая партия и была виновна, вы обязаны игнорировать это, чтобы единственную союзную еще с нами часть населения не превратить во враждебную. (5) Для упрочения нашего владычества, я полагаю, будет гораздо выгоднее добровольно снести обиду, нежели, стоя на основах права, истребить тех, кого не следует. Что касается того, будто, как утверждает Клеон, наказание митиленян и справедливо и полезно, то это утверждение невозможно согласовать с фактами».
48 «Поймите же, что мой совет лучше, и не давайте предпочтения ни состраданию, ни снисходительности; ведь и я не рекомендую вам руководствоваться этими чувствами. Примите мой совет по тем соображениям, какие я высказал, спокойно судите митиленян, которых прислал к вам Пахет, как виновных, а прочих не трогайте. (2) Такая мера благотворна для будущего и достаточна уже для устрашения врагов. Принимающий мудрое решение относительно неприятелей могущественнее того, кто идет на них, действуя безрассудною силою».
49 Вот что сказал Диодот. После того как высказаны были оба л предложения, резко противоречившие одно другому, афиняне также перешли к обмену мнений; при отрытой баллотировке за оба предложения высказалось почти равное число голосов, но все же одержало верх предложение Диодота. (2) Тотчас со всею поспешностью афиняне отправили другую триеру1 для того, чтобы раньше посланная триера не предупредила ее и чтобы до ее прибытия население города не было истреблено: первая триера вышла почти за сутки до второй. (3) Так как митиленские послы 2 снабдили корабль вином и ячменным хлебом и обещали щедро наградить гребцов, если они опередят первую триеру, то афиняне плыли с таким усердием, что на ходу ели хлеб, замешанный на вине и масле, и в то время как одни по очереди спали, другие гребли. (4) К счастью, противного ветра не было вовсе, и первый корабль, шедший на необычайное дело, плыл, не торопясь, тогда как второй спешил, как сказано. Первый корабль опередил второй настолько, что Пахет прочитал постановление и собирался уже привести его в исполнение, как вслед за этим пристал к берегу второй корабль и не допустил до избиения митиленян.
1 Ср.: III.36.3
2 Ср.: III. 36.5
при открытой баллотировке: производилась посредством поднятия рук.
необычайное дело: дело, противное природе и потому прискорбное.<
50 Так едва-едва Митилена избежала опасности. Остальных граждан, тех, что были отосланы Пахетом как наиболее виновные в восстании, афиняне, по предложению Клеона, казнили (их было немного больше тысячи человек). (2) Стены Митилены были срыта, корабли отобраны. Впоследствии афиняне не наложили фороса на лесбосцев, но образовали из их земель, кроме мефимнейской, три тысячи наделов; из них триста отделили и посвятили богам, а на остальные отправили из среды своих граждан клерухов по жребию, Лесбосцы сами обрабатывали свою землю и должны были выплачивать деньгами клерухам ежегодно за каждый надел по две мины. (3) Афиняне отобрали также и все небольшие города на материке,1 какие были во власти митиленян; эти города впоследствии подчинены были афинянам. Таковы были события на Лесбосе.
1 Ср.: IV. 52.3
Пахетом: о нем более у Фукидида не упоминается. По Плутарху, Пахет по возвращении в Афины, при сдаче отчета в командовании лесбосским флотом лишил себя жизни в помещении суда, будучи уличен в каких-то злоупотреблениях; по другим известиям, Пахет обвинялся в изнасиловании лесбосских женщин, см.: Kirchner . Prosopographia Attica. II. 11746.
фороса: см.: к I. 96.2
наделов: наделы выдавались по жребию гражданам, желавшим выселиться в новую землю, или сдать ее в аренду, они назывались клерухиями («надел, полученный по жребию»). Клерухии имели в виду двоякую цель — политико-экономическую и военную: государство облегчало положение бедных граждан и в то же время вернее обеспечивало за собою покоренную землю.
51 В ту же летнюю кампанию, по взятии Лесбоса, афиняне под начальством стратега Никия, сына Никерата, пошли войною против острова Миноя, лежащего пред Мегарами. Мегаряне, соорудив на острове башни, пользовались ими как укреплением. (2) Никий желал, чтобы афиняне имели сторожевой пост на Миное вследствие близости ее к Афинам, а не в Будоре1 и не на Саламине (тогда пелопоннесцы не могли бы тайком совершать оттуда2 нападения на триерах, что случалось и раньше,3 или посылать пиратов) и чтобы вместе с тем запереть подвоз к мегарянам. (3) Прежде всего Никий овладел с помощью машин двумя отделенными от Нисеи, выступающими вперед со стороны моря башнями, освободил вход в пролив между островом и сушей и укрепил другую часть острова со стороны материка, так как оттуда могла быть подана помощь острову, недалеко отстоящему от материка, по мосту, перекинутому через болото. (4) Все это афиняне совершили в несколько дней; затем они возвели укрепление и на острове. Никий, оставив там гарнизон, возвратился с войском домой.
1 II. 94.3
2 Т. е. из Нисеи, единственной мегарской гавани на Сароническом заливе.
3 Ср.: II. 93 - 94.
Минои: островок, теп. холм св. Георгия на материке, лежал к востоку от мегарской гавани Нисеи.
52 В ту же пору этой летней кампании платеяне, не имея больше съестных припасов и не будучи в состоянии долее выдерживать осаду,1 сдались пелопоннесцам при следующих обстоятельствах. (2) Пелопоннесцы штурмовали платейское укрепление, и платеяне не имели силы его защитить. Лакедемонский начальник, поняв бессилие платеян, не желал брать город силою; это ему приказано было из Лакедемона для того, чтобы Платея, жители которой сдавались добровольно, не была возвращена афинянам в том случае, если пелопоннесцы заключат с ними мир и придут к соглашению относительно возвращения всех местностей, какими во время войны завладела каждая сторона. Лакедемонский начальник обратился к платеянам через глашатая со следующим предложением: если они желают добровольно передать город лакедемонянам и взять их в судьи, то будут наказаны только виновные и не иначе, как по суду. Так объявил глашатай. (3) Платеяне находились тогда в состоянии крайнего бессилия и потому сдали город. В течение нескольких дней, пока из Лакедемона не явились судьи в числе пяти человек, пелопоннесцы кормили платеян. (4) Когда судьи прибыли, против платеян не было выставлено никакого обвинения; их вызвали только в суд и спрашивали одно: оказали ли они услуги в течение происходящей войны лакедемонянам или их союзникам. (5) В ответ на это платеяне просили позволить им высказаться обстоятельнее и назначили себе защитниками Астимаха, сына Асополая, и Лакона, сына Эемнеста, проксена лакедемонян. Защитники выступили со следующею речью.
1 Ср.: III.24
проксена: см.: к II. 29.1
53 «Лакедемоняне, мы передали вам город из доверия к вам, не думая, что подвергнемся подобного рода суду, но что суд будет более правильный. Мы не решились предстать перед другими судьями, а только пред вами, в том убеждении, что ваш суд будет наиболее справедливый. (2) Теперь же мы опасаемся, что ошиблись и в том и в другом: не без основания мы подозреваем, что зайдет вопрос о высшей мере наказания и что вы окажетесь не беспристрастными судьями. Мы заключаем так из того, что против нас не было предварительно выставлено обвинение, на которое мы должны были бы дать ответ (мы ведь сами потребовали дать нам возможность высказаться), и из того, что допрос ваш слишком краток: правдивый ответ на него будет обращен против нас, ложный ответ даст повод к обличению. (3) Во всех отношениях наше положение безвыходное, и мы вынуждены сказать несколько слов прежде, чем подвергнуться опасности; так будет надежнее. В самом деле, если бы мы ничего не сказали, то подали бы в таком случае повод упрекать нас в том, что речью, если бы она была произнесена, мы могли бы спасти себя. Помимо всего другого тяжело нам и убеждать вас. (4) Если бы мы не знали друг друга, то еще могли бы помочь себе указанием на такие обстоятельства, которых вы не знаете. Но теперь нам предстоит говорить с людьми, которым все известно, и нас страшит не только то, что вы заранее признали наши заслуги ниже ваших и это вменили нам в вину, но также и то, что в угоду другим мы стоим уже перед готовым решением».
54 «Однако мы постараемся представить имеющиеся у нас справедливые основания по поводу наших разногласий с фивянами, вами и прочими эллинами, напомним и об услугах, оказанных нами, и этим попытаемся убедить вас. (2) На краткий вопрос о том, совершили ли мы в эту войну что-нибудь полезное для лакедемонян и их союзников, мы отвечаем так: если вы спрашиваете нас как врагов, то не считайте себя обиженными тем, что мы не оказали вам услуг; если же вы считаете нас друзьями, то вы сами делаете большую ошибку, пойдя на нас войною. (3) Пока был мир, мы, борясь с персами, доказали нашу доблесть; да и теперь не мы первые нарушили мир, а в то время из всех беотян только мы заодно с вами боролись с персами за свободу Эллады. (4) Хотя мы - жители материка, но сражались на море у Артемисия, а в битве происшедшей на нашей земле, стояли подле вас и Павсания. Вообще во всех событиях, какие в то время угрожали эллинам опасностью, мы принимали участие сверх сил наших. (5) В частности, вам, лакедемоняне мы послали на помощь третью часть своих граждан в ту именно пору когда после землетрясения восстали илоты, бежавшие на Ифому, Спарта объята была сильнейшим страхом.1 Не следует забывать этого!»
1 I. 101.2
только мы: не совсем точно, так как против персов боролись из беотян и феспияне, см.: Геродот. VII. 13.2 сл.
у Артемисия: храм Артемиды у северо-восточной стороны Евбеи; битва была в 480 г.
в битве ... земле: Платейской 479 г.
55 «Так мы отличились в важнейших событиях давнего времени, врагами мы стали после, и вы виноваты в этом. Когда фивяне причинили нам насилие и мы просили вашей помощи, вы отвергли нас и рекомендовали обратиться к афинянам как к ближайшим нашим соседям, указав на то, что живете далеко от нас. (2) Однако в последнюю войну вы не потерпели от нас ничего непристойного и не могли ждать этого. (3) Если же мы не пожелали отложиться от афинян вопреки вашему требованию, то тем мы не совершили несправедливости: афиняне помогали нам против фивян, между тем как вы медлили сделать это. После этого нечестно было бы изменять афинянам, тем более что они сделали нам добро, согласно нашей просьбе приняли нас в свой союз и даровали нам права гражданства; напротив, нам подобало ревностно исполнять их приказания. (4) Союзники не виноваты в том, если они следуют за предписаниями своих вождей, лакедемонян или афинян, и если вожди в чем-либо поступали несправедливо; виноваты те, которые ведут союзников на неправое дело».
в важнейших событиях давнего времени: об отношениях платеян к фивянам, лакедемонянам и афинянам ср.: Геродот. VI. 108: «Уже ранее (до Марафонской битвы) платеяне передались на сторону афинян, а последние подняли на себя многочисленные труды за платеян. Платеяне передались при следующих обстоятельствах: будучи теснимы фивянами, платеяне сначала хотели отдать себя во власть (спартанского царя) Клеомена, сына Анаксандрида, и лакедемонян (в 508 г.). Но те не приняли их и заявили им следующее: «Мы живем от вас очень далеко и помощь вам от нас может быть лишь холодная; не раз успели бы вас обратить в рабство, прежде чем кто-либо из нас узнал об этом. Мы советуем вам отдаться афинянам, вашим соседям, к тому же обладающим силою, чтобы оказывать вам помощь». Лакедемоняне давали такой совет не столько из расположения к платеянам, сколько из желания обременить афинян войнами с беотянами. Вот почему лакедемоняне советовали это платеянам, последние же отнеслись к ним с доверием и в то время, как афиняне справляли празднество в честь двенадцати божеств, сели в качестве умоляющих у алтаря и отдали себя в руки афинян. Узнав об этом, фивяне отправились походом на платеян. Афиняне пошли к ним на помощь. Когда войска намеревались начать битву, присутствовавшие здесь коринфяне, по поручению обеих сторон, примирили враждующих, определили границы между их землями и установили следующие условия: фивяне должны отпустить тех беотян, которые не желают состоять в Беотийском союзе. Постановив это, коринфяне удалились, беотяне же напали на афинян, отправлявшихся уже домой, но были разбиты в сражении. Афиняне переступили границу, определенную коринфянами для платеян, и назначили границею между фивянами и платеянами (реку) Асоп и (город) Гисию. Так отдались платеяне афинянам».
даровали ... права гражданства: так что платейский гражданин, переселившись в Аттику, ео ipso становился афинским гражданином.
56 «Фивяне причинили нам много всякого рода обид, последнюю вы сами знаете: через нее постигла нас и настоящая беда. (2) Они захватили наш город в мирное время, к тому же в праздник,1 и мы наказали их правильно, согласно общепринятому обычаю, дозволяющему отражать неприятельское нападение, и теперь несправедливо было бы обижать нас из-за них. (3) Если вы при разборе дела будете соображаться с тем, что в настоящий момент полезно вам и что фивянам, вы окажетесь не истинными судьями справедливости, но скорее судьями, преследующими собственные выгоды. (4) Но если вы находите фивян полезными для вас теперь, то мы и прочие эллины были гораздо полезнее в то время, когда вы находились в еще большей опасности. Ведь теперь вы страшны для других в ваших наступательных действиях, а фивяне стояли заодно с варварами в то время, когда последние угрожали порабощением всем эллинам. (5) Справедливость требует противопоставить теперешней нашей вине, если мы в чем-нибудь виноваты, тогдашний наш энергичный образ действия, и вы увидите что наши заслуги превосходят нашу вину. К тому же они оказаны при таких обстоятельствах, когда среди эллинов было редкостью встретить так или иначе мужественное противодействие могуществу Ксеркса Похвалами превозносили особенно тех эллинов, которые ввиду неприятельского нашествия не бежали от опасности ради собственного спасения, но с риском для себя охотно отваживались на блистательнейшие подвиги. (6) В числе этих эллинов были и мы, удостоившиеся тогда высшего почета;2 и, однако, теперь за такой наш образ действия нам угрожает гибель, так как мы отдали предпочтение афинянам по долгу справедливости, а не вам, руководствуясь корыстью. (7) Между тем об одном и том же способе действия следует и судить одинаково, и выгодным считать только прочную всегда благодарность к честным союзникам за их доблесть; тогда в настоящее время мы можем еще оказаться для вас полезными».
57 «Подумайте еще и о том, что теперь большинство эллинов считает вас образцом справедливости. Если относительно нас вы постановите несправедливый приговор (а настоящее судебное разбирательство не останется неизвестным, потому что о вас идет слава, да и нас не хулят), смотрите, как бы вас не осудили за то, что о людях доблестных вы, еще более доблестные, постановили несоответственное решение и в общеэллинские святыни посвятили добычу, взятую от нас, благодетелей Эллады. (2) Разрушение Платеи лакедемонянами покажется ужасным, равно как и то, что из-за фивян вы вычеркнули наше государство со всем его достоянием из сонма эллинов, между тем как отцы ваши начертали его имя на треножнике в Дельфах за его доблесть.1 Вот до какого бедствия дошли мы! (3) Мы шли на гибель в то время, как персы одерживали победы, а теперь вы, прежде ближайшие друзья наши, предпочитаете нам фивян. Дважды мы подвергались величайшим испытаниям: тогда угрожала нам голодная смерть, если мы не сдадим город, теперь грозит смертный приговор. (4) Мы, платеяне, показавшие свое усердие к эллинам сверх наших сил, отвергнуты всеми, стоим одинокие и беспомощные. Ни один из тогдашних союзников не помогает нам, и нас тревожит, что и вы, лакедемоняне, единственная наша надежда, не останетесь нам верными».
1 I. 132.2
общеэллинские святыни: преимущественно в Олимпию и в Дельфы.
мы шли на гибель ... победы: когда Платея, оставленная жителями, была сожжена персами, см.: Геродот. VIII. 50.
58 «Однако ради богов, которые некогда были нашими союзными богами, во имя доблести нашей перед эллинами, мы просим, чтобы вы смягчились и переменили свое решение, если фивяне уже склонили вас к чему-нибудь. Мы просим, чтобы вы потребовали от них в ответ за наши услуги уступки - не убивать тех, которых вам не подобает убивать. Примите честную благодарность от нас вместо постыдной от фивян и ради удовольствия других не пятнайте себя позором. (2) Погубить жизнь нашу легко, но трудно загладить позор этого поступка. Ведь вы накажете в нас не врагов ваших, что было бы понятно, но людей, благосклонно к вам настроенных, по необходимости взявшихся за оружие. (3) Итак, даруя нам безнаказанность, вы рассудите дело по-божески, во внимание к тому, что мы добровольно отдались вам, простирая руки с мольбами (эллинский обычай возбраняет убивать молящих о пощаде); кроме того, мы ведь всегда оказывали вам услуги. (4) Посмотрите на могилы отцов ваших, которые пали от руки персов и погребены в нашей земле, которых мы всенародно чтим каждый год одеяниями и всем прочим, что освящено обычаем, приносим им начатки всех плодов нашей земли, с благоговением, как от дружественной страны, как союзники прежним своим товарищам по оружию. Вы поступите противоположно этому, если рассудите не по справедливости. (5) Подумайте: ведь Павсаний похоронил павших воинов здесь в том убеждении, что он хоронит их на дружественной земле, у друзей. Если вы погубите нас и обратите платейскую землю в фиванскую, разве вы не лишите отцов ваших и родственников тех почестей, какими они пользуются теперь, и не оставите их во вражеской земле, среди их же убийц? Сверх того, вы поработите ту землю, где освобождены были эллины, опустошите святыни богов, в которых эллины испросили себе победу над персами, отнимете отеческие жертвы у тех, которые установили и устроили их».
одеяниями: приносившимися в память усопшим.
всем прочим: принесением жертвенных животных и пр.
59 «Это недостойно вашей славы, лакедемоняне. Недостойно погрешать против общеэллинских установлений и ваших предков, губить только из-за чужой неприязни нас, ваших благодетелей, не нанесших вам обиды. Нет, вам подобает пощадить нас и сжалиться над нами, проникшись разумным состраданием. Обратите внимание не только на жестокость предстоящего нам наказания, но и на то, какие люди должны подвергнуться ему, а также на невозможность рассчитать, на кого, даже и без всякой вины, может обрушиться подобное несчастие. (2) Мы же поступаем соответственно с нашим положением и как велит нам нужда: взывая к общеэллинским богам и богам, чтимым на общих1 алтарях, мы молим внять нашей просьбе, ссылаясь и на те клятвы, которыми клялись отцы ваши, мы просим не забывать их. Мы взываем как молящие к могилам отцов ваших, умоляем почивших спасти нас от владычества фивян, от выдачи нас, вернейших друзей ваших, злейшим нашим врагам. Мы напоминаем вам тот день, в который вместе с почившими мы совершили блистательнейшие подвиги. А теперь, в этот день, нам угрожает ужаснейшее бедствие! (3) Мы кончаем нашу речь, что в теперешнем положении и необходимо и очень тяжело, так как с окончанием ее приближается и опасность для нашего существования. В заключение мы указываем снова на то, что мы не передали города фивянам (ведь мы предпочли этому умереть от позорнейшей голодной смерти), что мы обратились к вам с доверием. Если мы не можем вас убедить, то справедливость требует возвратить нас в прежнее положение и дать нам возможность самим встретить ту опасность, какую пошлет судьба. (4) Вместе с тем мы, доказавшие величайшую ревность в борьбе за эллинов, явившиеся к вам как молящие о пощаде, заклинаем вас, лакедемонян, не предавать нас, платеян, из ваших рук и из-под вашей защиты фивянам, злейшим врагам нашим. Будьте нашими спасителями и, освобождая прочих эллинов, не губите нас».
60 Так говорили платеяне. Фивяне встревожились, как бы лакедемоняне под влиянием речи платеян не разжалобились. Поэтому они выступили и объявили, что также желают говорить, так как судьи, вопреки собственному решению, дозволили платеянам говорить больше, чем сколько было нужно для ответа на вопрос. Судьи предложили говорить, и фивяне произносили следующее.
61 «Мы не просили бы слова, если бы платеяне ответили кратко на предложенный вопрос и если бы обращенная против нас речь не была обвинительным актом, если бы, уклоняясь от надлежащего обсуждения дела, они не произнесли длинной защитительной речи относительно того, в чем их не обвиняют, и не воздавали похвал тому, за что никто не порицал их. Теперь нам необходимо, с одной стороны, отразить их нападки, с другой - разоблачить похвалы, чтобы ни наша низость, ни их высокое мнение о себе не послужило им на пользу и чтобы вы произнесли приговор, выслушав правду по обоим этим пунктам».
(2) «Впервые возникла у нас вражда с платеянами из-за того, что по заселении остальной Беотии мы заняли Платею и вместе с нею другие местности, вытеснив из них смешанное население. Вопреки первоначальному постановлению, платеяне не пожелали признавать наше главенство: отдельно от прочих беотян они начали нарушать заветы отцов, а когда их стали принуждать к покорности, они примкнули к афинянам и вместе с ними причиняли нам много зла, за что и пострадали».
смешанное население: по Страбону. IX. 401 С, пеласги, фракияне, гианты.
62 «Платеяне говорят, что, когда варвары пошли на Элладу, они одни из беотян не встали на сторону персов; этим они больше всего гордятся и за это1 больше всего поносят нас. (2) Мы и не утверждаем, что платеяне стояли на стороне персов; но это они делали потому, что и афиняне так не поступали. Однако впоследствии, на том же основании, когда афиняне пошли на эллинов, платеяне одни из беотян встали на сторону афинян. (3) Обратите все-таки внимание, при каких обстоятельствах действовали мы и платеяне. У нас в то время государственное устройство не было ни равноправной олигархией, ни демократией. Власть в государстве находилась в руках немногих лиц, что более всего противно законам и разумному государственному строю, а ближе всего стоит к тирании. (4) В надежде укрепить собственную власть еще больше, в том случае, если одолеют персы, сдерживая народную массу силою, эти «немногие» призвали неприятеля. Государство во всей его совокупности поступило так в то время, когда оно не обладало самодержавной властью; и недостойно поносить его за то, что оно сделало ошибку в то время, когда в нем не было законов. (5) Необходимо оценить наше поведение после того, как персы удалились и появились в государстве законы. Когда с течением времени афиняне начали свои наступательные действия, пытаясь покорить своей власти всю Элладу и нашу страну, когда, пользуясь раздорами, 2 они захватили уже большую часть Эллады,3 тогда-то не освободили ли мы Беотию битвою и победою над афинянами при Коронее.4 Не помогаем ли мы энергично и теперь освобождению прочих эллинов, доставляя конницу и вооружение в таком количестве, как никто другой из союзников. (6) Вот что мы можем сказать в нашу защиту против обвинения нас в сочувствии персам».
1 За наши симпатии к персам.
2 Царившими между эллинами.
3 Ср.: I. 108.2-3
4 I. 113.2
равноправной олигархией: т. е. такой, при которой обеспечено равенство всех пред законом. По Аристотелю, Политика, IV. 5, 1, это — четвертый вид олигархии, когда при замещении магистратур сын наследует отцу «и когда властвует не закон, а магистраты; этот вид в олигархическом строе то же самое, что в монархическом — тирания, а в демократическом — то, что мы называли последним его видом (т. е. крайней демократией). Такого рода олигархию зовут династией».
не было законов: т. е. не было правильного государственного строя, основанного на законах.
63 «Мы постараемся доказать, что вы1 более нас виновны перед эллинами и более, нежели мы, заслуживаете всякой кары. (2) Вы говорите, что заключили союз с афинянами и сделались афинскими гражданами для того, чтобы отомстить нам.2 В таком случае вам следовало призывать афинян только против нас и не нападать вместе с ними на других. Последнее было в вашей власти, если только вы были вынуждены к тому афинянами против вашего желания: ведь в то время существовал уже союз лакедемонян против персов, на который вы больше всего ссылаетесь. Его было достаточно для того, чтобы удержать нас от нападения на вас и, что самое главное, чтобы дать нам возможность безбоязненно обсуждать положение дел. Однако вы добровольно и уже без всякого принуждения предпочли стать на сторону афинян. (3) Вы говорите, что постыдно было изменить своим благодетелям. Но гораздо постыднее и преступнее предать всех эллинов, с которыми вы заключили клятвенный союз, нежели предать одних афинян, когда последние стремились к порабощению Эллады, а первые к ее освобождению. (4) И отплатили вы афинянам услугою не равною3 и не свободною от позора. Вы же сами говорите, что призвали их на помощь, терпя обиды, помогаете же им тогда, когда они обижают других. Хотя и постыдно не отплачивать равною услугою за услугу, но еще более постыдно за услуги, оказанные согласно со справедливостью, воздавать услугами, направленными к ее нарушению».
1 Платеяне.
2 III. 55.1-3
3 Сравнительно с тою, какую они оказали вам.
64 «Это указывает ясно на то, что тогда вы одни из всех беотян не были на стороне персов не ради эллинов, но потому, что и афиняне были не на стороне персов, вы желали действовать с афинянами заодно, нам наперекор. (2) И вот теперь вы хотели бы извлечь для себя выгоду из той доблести, которую вы обнаружили благодаря другим. Но это не полагается. Раз вы предпочли афинян, то вместе с ними и боритесь и не выставляйте на вид прежнего клятвенного союза, в силу которого вы будто бы должны теперь получить спасение. (3) Вы, ведь, вышли из этого союза, изменили ему, потому что предпочли содействовать порабощению эгинян1 и некоторых других участников союза, а не препятствовать этому; и тут вы действовали по своей воле, руководствовались теми законами, которые имеете до сих пор, и никто не принуждал вас, как принуждали некогда нас. Вы отвергли и последнее требование, предъявленное вам до обнесения города укреплениями: оставаться в покое и не помогать ни одной из воюющих сторон.2 (4) Кого же, как не вас, с большим правом могут ненавидеть все эллины, вас, которые проявили свое благородство на пагубу им? Вы уверяете дальше, что некогда совершили прекрасные подвиги; но, ведь, вы теперь доказали, что они вам не к лицу. Постоянные же стремления вашей натуры раскрылись потом в истинном свете: вы пошли вместе с афинянами, когда они вступили на неправый путь. (5) Таковы наши объяснения относительно наших невольных симпатий к персам и ваших добровольных симпатий к афинянам».
65 «Что касается упоминаемой вами последней обиды, именно, что в мирное время и в праздник мы несправедливо напали на ваш город, то и тут мы не считаем себя виновными больше вас. (2) Правда, мы были бы виноваты, если бы по собственному почину пришли к вашему городу, начали сражение и опустошали ваши поля как неприятели. Но если ваши же сограждане, первенствующие по своему происхождению и богатству, с целью отделить вас от союза с иноземцами1 и возвратить вас в исконный союз всех беотян, призвали нас по собственному побуждению, чем мы тут виноваты? Нарушают закон не столько те, которые следуют за вождем, сколько сами вожди. Однако, по нашему разумению, не виноваты ни они, ни мы. (3) Будучи такими же гражданами, как и вы, больше вас подвергаясь опасностям, они открыли перед нами ворота своих же укреплений и пропустили нас в свой город как друзей, а не как врагов; они желали воспрепятствовать худшим из вас сделаться еще хуже, а за лучшими обеспечить то, чего они были достойны; они были наблюдателями над вашими мыслями, а не над вами самими; они не отчуждали у вас города, напротив, намеревались приобщить вас к родственному союзу, ни с кем не ставить вас во враждебные отношения, но всех одинаково ввести в союз».
1 Т. е. не с Беотийским государством.
наблюдателями: сказано по аналогии с наблюдателями, софронистами, за нравственностью эфебов, молодых афинян в период 18—20 лет, когда они получали практическое военное образование.
66 «Что мы действовали не как враги, вот доказательство этого: никого мы не обидели, предложили идти к нам всякому, желающему управляться по отеческим законам всех беотян. (2) Вы охотно перешли к нам и первое время по заключении договора оставались в покое; но потом, заметив нашу малочисленность (быть может, вам казалось еще, что мы поступили не совсем справедливо, вошедши в город без соизволения всего вашего народа), вы не воздали нам равною мерою. Вместо того чтобы не производить фактически переворота, а только уговорить нас покинуть город, вы, вопреки уговору, напали на нас; и мы горюем не столько о тех, кого вы убили в рукопашном бою1 (они понесли до известной степени законное наказание), сколько о тех, которых в то время, как они простирали к вам руки с мольбами, вы захватили живыми и потом противозаконно убили, несмотря на обещание ваше не казнить их. Разве это не ужасное с вашей стороны преступление? (3) Итак, три следующих правонарушения числятся за вами в короткое время: вы нарушили договор, умертвили затем наших людей, не сдержали данного нам обещания не убивать их в том случае, если мы не тронем достояния вашего на полях. И все-таки нарушителями законов вы называете нас и отказываетесь понести возмездие. (4) Нет, этому не бывать, если, конечно, судьи будут решать по правде! За все это вы будете наказаны!»
67 «Мы распространились об этом, лакедемоняне, и в ваших и в наших интересах: чтобы вы знали, что ваш обвинительный приговор будет справедлив, и чтобы нам еще больше убедиться в святости нашего мщения. (2) Не трогайтесь речами платеян о давних их доблестях, если эти доблести и были: они должны послужить на помощь угнетаемым, но, когда совершается что-либо постыдное, за эти доблести должно усиливать наказание вдвое, так как тогда люди поступают несправедливо вопреки чувству долга. Бесполезны должны быть для таких людей их слезы и жалобы, когда они взывают к могилам отцов ваших и указывают на то, что они покинуты. (3) Ведь и мы со своей стороны можем напомнить, что наша молодежь, истребленная ими, претерпела еще более ужасную судьбу,1 между тем как отцы ее одни погибли при Коронее,2 привлекая Беотию на вашу сторону, другие, осиротелые старцы, оставленные в своих домах, обращаются к вам с мольбами гораздо более справедливыми об отмщении платеянам. (4) Люди, страдающие в чем-либо незаслуженно, более достойны сожаления; напротив, люди, подвергающиеся заслуженному наказанию, как платеяне, достойны злорадства.3 (5) В том, что платеяне теперь покинуты, они виноваты сами, так как добровольно оттолкнули от себя лучших союзников. Они поступили противозаконно, раньше не потерпев от нас обиды, руководствовались больше чувством ненависти, чем правды, и даже теперь не могут понести соответствующего наказания. Они, ведь, подвергнутся наказанию по закону; вопреки их уверениям, они не простирали к вам рук на поле брани, но, согласно уговору, отдали себя на ваш суд. (6) Итак, лакедемоняне, защитите закон эллинов, нарушенный платеянами, и нам, беззаконно потерпевшим, справедливо воздайте за оказанные нами услуги. Не отвергайте нас под влиянием речей платеян, дайте пример эллинам, что вы устраиваете состязания не речами, а делами: если действия честны, для них достаточно немногих слов, если же они ошибочны, тогда красивые речи служат только покровом. (7) Если вожди, какими являетесь вы теперь, будут постановлять свои окончательные решения, суммировав кратко все данные, тогда реже будут подыскиваться красивые слова для неправедных деяний».
68 Вот что сказали фивяне. Лакедемонские судьи находили, что с их стороны правильно будет поставить вопрос, оказаны ли лакедемонянам какие-нибудь услуги платеянами во время войны: в остальное время они, ведь, требовали от платеян сохранять спокойствие согласно давнему договору с Павсанием,1 заключенному после Персидских войн, а затем впоследствии платеяне отвергли предложение, сделанное лакедемонянами перед возведением укреплений вокруг города, - занимать, согласно тому же договору, нейтральное положение. Лакедемоняне считали, что они обижены платеянами и не связаны уже договором с ними вследствие того, что платеяне не исполнили их справедливого желания. (2) Итак, лакедемоняне снова стали выводить платеян каждого поодиночке и задавали ему вопрос: оказали ли платеяне какие-нибудь услуги в войне лакедемонянам и их союзникам. Когда платеяне давали отрицательный ответ, лакедемоняне отводили их в сторону и убивали, причем исключения не делалось никому. (3) Так казнили они не менее двухсот платеян и двадцать пять афинян, находившихся вместе с ними в осаде,2 женщин же обратили в рабство. Самый город лакедемоняне предоставили для жительства приблизительно на год мегарским гражданам, которые были изгнаны из Мегар вследствие междоусобицы3 , а также всем оставшимся в живых платеянам, которые держали их сторону. Позже они сравняли весь город с землею и подле храма Геры соорудили из нижних частей стен подворье в двести футов длины и ширины4 с покоями, шедшими кругом его, внизу и вверху, для чего употребили потолки и двери платейских домов. Из прочих предметов, находившихся в укреплении, медных и железных, сделаны были и посвящены Гере ложа; ей же соорудили лакедемоняне и каминный храм длиною в сто футов.5 Землю они объявили общественным достоянием и на десять лет отдали ее в аренду; сняли эту аренду фивяне. (4) Вообще лакедемоняне отнеслись так к платеянам исключительно или почти исключительно в угоду фивянам, полагая, что те будут полезны им в войне, которая с этого времени была в полном разгаре. (5) Таков был конец Платеи на девяносто третьем году с того времени, как она вступила в союз с афинянами.
1 II. 71, 72.1
2 Ср.: II. 78.3; III. 24.2
3 См.: IV. 66
4 Около 5 кв. саж.
5 Около 14 1/2 саж.
подворье: для богомольцев, приезжавших в храм.
на девяносто третьем году... в союзе с афинянами: таким образом, начало союза между Платеями и Афинами относится к 520/519 г.
69 Между тем сорок пелопоннесских кораблей, отправившихся на помощь лесбосцам и спасавшихся в то время бегством на открытом море от преследовавших их афинян, были прибиты бурей к Криту, а оттуда врассыпную пришли к Пелопоннесу. У Киллены они встретили тринадцать триер левкадян и ампракиотов, а также сына Теллида Брасида, прибывшего к Алкиду1 в качестве советника.2 (2) Дело в том, что лакедемоняне после неудачи на Лесбосе решили увеличить свой флот и плыть на Керкиру, раздираемую междоусобицами. Так как афиняне стояли у Навпакта только с двенадцатью кораблями, то лакедемоняне рассчитывали достигнуть Керкиры прежде, чем из Афин явится на помощь большее число кораблей. К этому-то и готовились Брасид и Алкид.
70 Среди керкирян смуты наступили с того времени, как к ним возвратились пленники, взятые в морских битвах у Эпидамна1 и отпущенные на свободу коринфянами. Рассказывали, будто пленники были отпущены потому, что их взяли на поруки за восемьсот талантов проксены коринфские; на самом же деле пленникам было поручено склонить Керкиру на сторону коринфян. И действительно, эти керкиряне старались воздействовать на отдельных граждан, чтобы отторгнуть город от афинян. (2) Когда явились послы на кораблях афинском и коринфском и вступили в переговоры, керкиряне постановили оставаться в оборонительном союзе с афинянами согласно договору, но по-прежнему быть в дружественных отношениях и с пелопоннесцами, (3) Во главе демократической партии стоял Пифий, добровольный афинский проксен; его возвратившиеся из Коринфа граждане привлекли к суду по обвинению в том, что он желает подчинить Керкиру власти афинян. (4) Будучи оправдан, Пифий, в свою очередь, привлек к суду пятерых богатейших из этих граждан, обвиняя их в том, что в священном участке Зевса и Алкиноя они вырубали тычины; за каждою тычину положена была пеня в один статер. (5) Пеня была высока. Поэтому приговоренные к уплате сели подле святынь с мольбою о том, чтобы им разрешили выплатить пеню по частям, в определенные промежутки; но Пифий, бывший в то время членом совета, уговорил керкирян применить к приговоренным требования закона. (6) Так как они не были изъяты из этого закона и в то же время услышали, что Пифий, пока состоит членом совета, намерен уговаривать народную массу иметь общих с афинянами друзей и врагов, то они составили заговор и, захватив кинжалы, внезапно вошли в заседание совета, убили Пифия и других членов совета, а также частных лиц, всего до шестидесяти человек. Впрочем, несколько единомышленников Пифия бежали (их было немного) на аттическую триеру, которая стояла еще в гавани.
1 I. 47 - 55
добровольный афинский проксен: такой проксен, который вызвался исполнять обязанности проксена сам, а не по постановлению государства.
Алкиноя: огероизированный на Керкире гомеровский царь феаков, ср.: I. 25.4
тычины: служившие подпорками для деревьев, преимущественно для виноградных лоз.
статер: золотой статер = 20 серебряным драхмам, серебряный статер = 2 драхмам; о каком статере идет речь, в точности неизвестно; скорее, о первом.
71 Сделав свое дело, заговорщики созвали керкирян и объявили, что происшедшее послужит к величайшему благу керкирян и что они никоим образом не будут порабощены афинянами, что впредь им следует держаться спокойно, допускать в гавани только один корабль той или другой из воюющих сторон; если же корабли явятся в большем числе, то поступать с ними как с неприятельскими. Так они сказали и заставили утвердить их предложение. (2) Тотчас отправили они в Афины посольство с заявлением о пользе всего случившегося, а также с целью уговорить бежавших в Афины керкирян не предпринимать ничего вредного для Керкиры, чтобы им за это так или иначе не пришлось поплатиться.
72 По прибытии послов афиняне схватили их как бунтовщиков, а также и тех из керкирян, которых послы склонили на свою сторону, и поместили их на Эгине. (2) Тем временем имевшие в своих руках власть керкиряне,1 после того как явилась к ним коринфская триера и лакедемонские послы, напали на демократов и в сражении одержали над ними победу. (3) С наступлением ночи демократы бежали на акрополь и возвышенные части города, собрались там и укрепились, заняв также Гиллайскую гавань. Противники захватили городскую площадь, по соседству с которой большей частью они жили сами, а также гавань, прилегающую к площади и материку.
1 Т. е. олигархи.
Гиллайскую гавань: обмелевшая теперь бухта, к западу от акрополя.
гавань, прилегающую к площади и материку: на северо-восточном конце, теп. Кастрадис.
73 На следующий день произошли небольшие схватки, и обе стороны посылали на окрестные поля вестников, призывая на свою сторону рабов обещанием свободы. Большинство рабов примкнуло к демократам, а к противникам их явилось на помощь восемьсот человек с материка.
74 По прошествии одного дня битва возобновилась, и победа осталась за демократами благодаря тому, что они занимали более укрепленные позиции и имели численный перевес. Им отважно помогали и женщины, бросая черепицы с крыш домов и выдерживая боевой шум со стойкостью, несвойственною их полу. (2) К позднему вечеру олигархи обратились в бегство и были в страхе, как бы демократы быстрым натиском не завладели корабельною верфью и не перебили их. Поэтому олигархи сожгли свои дома, что были вокруг площади, и наемные общежития, чтобы охранить себя от нападения, причем не щадили ни своих, ни чужих жилищ. Истреблено было огнем множество купеческих товаров, и гибель угрожала целому городу, если бы поднялся ветер и направил огонь в его сторону. (3) По окончании сражения обе стороны оставались спокойными и провели ночь на сторожевых постах. Когда власть перешла к демократам, коринфский корабль отплыл в открытое море, и большинство вспомогательных войск незаметно перешло на материк.
корабельною верфью: служившею, по-видимому, самым твердым пунктом, занятым олигархами.
наемные общежития: большие отдельно стоящие дома, предназначенные для многих жильцов.
75 На следующий день афинский стратег Никострат, сын Диитрефа, прибыл на помощь из Навпакта с двенадцатью кораблями 1 и пятьюстами мессенских гоплитов. Он старался примирить керкирян и убеждал их прийти к соглашению между собою с тем, чтобы предать суду десять человек наиболее виновных, которые уже покинули город, а прочих оставить в покое, заключив договор с ними и с афинянами на условии иметь общих врагов и друзей. (2) По окончании этого дела Никострат собирался отплыть. Однако представители демократической партии уговорили его оставить на месте пять из числа своих кораблей для того, чтобы удержать противников от новых попыток, обещая вооружить для него своими гражданами и отпустить вместе с ним такое же число своих кораблей. (3) Никострат согласился, а представители демократов поставили на корабли людей из рядов своих противников. Те испугались, как бы их не отправили в Афины, и сели в качестве молящих в храме Диоскуров. (4) Никострат старался вызвать их оттуда и успокоить, но уговорить не удалось. Тогда демократы, обозлившись, под тем предлогом, что молящие о защите не питают добрых замыслов, коль скоро они с недоверием относятся к отплытию вместе с Никостратом, вынесли хранившееся в домах олигархов вооружение и, если бы не помешал Никострат, убили бы некоторых из них, попавшихся им на глаза. (5) При виде этого остальные олигархи, не менее четырехсот человек, сели в качестве молящих в храме Геры. В свою очередь демократы из опасения переворота со стороны олигархов уговорили их выйти из храма и переселили на остров, лежащий перед храмом Геры, куда им и посылалось все нужное.
1III. 69.2
Диоскуров: Кастора и Полидевка, сыновей Зевса.
в храме Геры: может быть, находился около упомянутого выше Кастрадиса, см.: Arch. Anzeiger. 1911. 135 сл.
76 Когда междоусобные распри достигли такой степени, на четвертый или на пятый день после переселения упомянутых лиц на остров, явились пелопоннесские корабли из Киллены, где они стояли на якоре по прибытии из Ионии;1 кораблей этих было пятьдесят три. Во главе флота по-прежнему стоял Алкид; при нем был в качестве советника Брасид. Бросив якорь в материковой гавани Сиботах,2 корабли на заре направились к Керкире.
77 Керкиряне были в большом смятении, потому что боялись и того, что происходило в городе, и неприятельского наступления. Они стали готовить шестьдесят кораблей и по мере вооружения их высылали против неприятеля, хотя афиняне советовали дать прежде всего отплыть им самим и потом следовать за ними со всем флотом. (2) Между тем керкирские корабли выходили к неприятелю поодиночке, а потому два корабля тотчас перебежали на сторону неприятеля, а на других воины затеяли между собою драку; вообще в действиях керкирских кораблей не было никакого порядка. (3) При виде такой сумятицы пелопоннесцы с двадцатью кораблями выстроились против керкирян, а с остальными против двенадцати афинских кораблей, в числе которых было два государственных корабля, «Саламиния» и «Парал».1
78 Керкиряне, нападая в беспорядке - каждый раз с небольшим числом кораблей, терпели от неприятеля. Афиняне, опасаясь численного превосходства врагов и как бы их не окружили неприятельские корабли, не переходили в наступление на весь неприятельский флот, не направлялись и на его центр, но ударили в крыло и потопили один корабль. После этого лакедемонские корабли выстроились в круг, а афиняне стали обходить их и пытались привести в замешательство. (2) Стоявшие против керкирян пелопоннесцы заметили это и в страхе, как бы не повторилось то же, что произошло у Навпакта,1 спешили на помощь к своим. (3) Корабли собрались вместе и разом пошли на афинян, Афиняне уже отступали и гребли кормами вперед; при этом они стремились, чтобы возможно большее число керкирских кораблей спаслось бегством раньше их в то время, как сами они будут отступать медленно и неприятель обратится на них. (4) Таково было это морское сражение, кончившееся к закату солнца.
1 II. 84
79 Керкиряне испугались, что неприятель, пользуясь победою, или пойдет на город, или захватит с острова помещенных там граждан,1 или вообще учинит какой-нибудь переворот, а потому снова переместили тех граждан с острова в святилище Геры и оберегали город. (2) Несмотря на одержанную победу в морской битве, пелопоннесцы не осмелились плыть к городу, но с тринадцатью керкирскими кораблями пошли к материку, в то место, откуда они вышли. (3) И на следующий день они точно так же не шли на город, хотя керкиряне были в большой тревоге и в страхе и хотя, как говорят, Брасид склонял Алкида идти на город; но Брас ид не имел равного голоса с Алкидом. Пелопоннесцы высадились на сушу у мыса Левкимны2 и занялись опустошением полей.
1 III. 75.5
2 I. 30.1
не имел ... с Алкидом: как советник по отношению к наварху.
80 Между тем керкирские демократы, сильно опасаясь нападения неприятельских кораблей, вошли, чтобы спасти город, в переговоры с молящими о защите и с прочими олигархами. Некоторых из них удалось уговорить взойти на корабли. Несмотря на неудачи, керкиряне в ожидании нападения вооружили тридцать кораблей. (2) Однако пелопоннесцы, до полудня опустошавшие поля керкирян, отплыли обратно, а к ночи сигнальные огни дали им знать об отплытии от Левкады шестидесяти афинских кораблей. Эти корабли афиняне отправили под начальством стратега Евримедонта, сына Фукла, после того, как узнали о распрях на Керкире и о сборах эскадры Алкида к отплытию против нее.
81 Тотчас ночью со всею поспешностью пелопоннесцы пустились вдоль берега домой; корабли свои они перетащили через перешеек левкадян, чтобы не быть замеченными во время обхода острова, и благополучно прибыли обратно.1 (2) Узнав о приближении аттических кораблей и об уходе неприятельских, керкиряне тайно ввели в город мессенян, находившихся раньше за городскими стенами,2 и отдали приказание вооруженным кораблям плыть в обход к Гиллайской гавани.3 Пока эти корабли были в пути, керкиряне убивали всякого из противников, кого только захватывали, а также выводили на сушу и умерщвляли всех тех, кого уговорили взойти на корабли. Потом они вошли в святилище Геры, убедили около пятидесяти человек, находившихся там в качестве молящих, подчиниться суду и всех их приговорили к смертной казни. (3) Тогда большинство молящих, не поддавшиеся увещаниям, видя, что творится, стали убивать друг друга тут же в святилище. Некоторые повесились на деревьях, другие лишали себя жизни кто как мог. (4) В течение семи дней, пока оставался прибывший Евримедонт с шестьюдесятью кораблями, керкиряне убивали из числа сограждан всех, казавшихся им врагами, обвиняя их в соучастии с теми, кто хотел ниспровергнуть демократию; иные, впрочем, пали жертвою личной вражды, другие убиты были должниками из-за денег, которые они были должны. (5) Вообще смерть царила во всех видах, происходило все то, что обыкновенно бывает в подобные времена, и даже больше: отец убивал сына, молящих отрывали от святынь, убивали и подле них; некоторые были замурованы в святилище Диониса и там погибли.
1 В Киллену или Гифей.
2 III. 75.1
3 III. 72.3
перешеек левкадян: теп. Левкада в то время соединялась с материком перешейком и представляла таким образом полуостров; коринфяне прорыли на перешейке канал, но с течением времени он был засыпан, и Левкада снова соединилась с материком.
82 До такого ожесточения дошла междоусобная распря. Она показалась тем ужаснее, что проявилась впервые. Действительно, впоследствии вся Эллада, можно сказать, была потрясена, потому что повсюду происходили раздоры между партиями демократической и олигархической, причем представители первой призывали афинян, представители второй лакедемонян. В мирное время эти партии не имели бы ни повода, ни подходящих данных призывать тех или других; напротив, во время войны1 привлечение союзников облегчалось для обеих враждующих сторон, коль скоро та или иная из них желала произвести какой-либо государственный переворот с целью тем самым причинить вред противникам и извлечь выгоду для себя. (2) И вследствие междоусобиц множество тяжких бед обрушилось на государства, бед, какие бывают и будут всегда, пока человеческая природа останется тою же. Беды эти бывают то сильнее, то слабее, и различаются они в своих проявлениях в зависимости от того, при каких обстоятельствах наступает превратность судьбы в каждом отдельном случае. Во время мира и благополучия как государства, так и отдельные лица питают более честные намерения, так как они не попадают в положения, лишающие людей свободы действия. Напротив, война, лишив людей житейских удобств в повседневной жизни, оказывается насильственной наставницей и настраивает страсти большинства людей сообразно с обстоятельствами. (3) Итак, междоусобная брань царила в государствах. Те из них, которые почему-либо стали волноваться позже, ознакомившись уже с предшествовавшими событиями, шли гораздо дальше в крайностях изобретаемых ими планов, будь это коварство в нападениях на врагов или бессмысленная мстительность. (4) Извращено было общепринятое значение слов в применении их к поступкам. Безрассудная отвага считалась храбростью и готовностью к самопожертвованию за друзей, предусмотрительная нерешительность - трусостью под благовидным предлогом, рассудительность - прикрытием малодушия, вдумчивое отношение к каждому делу - неспособностью к какой-либо деятельности. Наоборот, безумное рвение признавалось уделом мужа, а осмотрительное обсуждение - благовидным предлогом к уклончивости. (5) Человек ничем не довольный считался неизменно надежным, а тот, кто возражал ему, внушал подозрение; удачно устроивший козни признавался проницательным, а заранее постигший их - еще более ловким. Если кто заботился о том, чтобы не пришлось прибегать ни к чему подобному, того называли разрушителем товарищеских связей и трусом перед противниками. Вообще превозносили похвалами того, кто предупреждал задуманное другим какое-либо злодеяние и кто подстрекал к тому других, и не помышлявших о таких действиях. (6) Родство связывало людей меньше, нежели узы гетерий, так как члены последних отваживались на все с большею готовностью и без всяких отговорок. Ведь подобные товарищества составлялись не ради благих целей в согласии с существующими законами, но в видах корыстных против господствующего порядка. Доверие друг к другу скреплялось в них не столько уважением к божескому закону, сколько соучастием в тех или иных противозаконных деяниях. (7) Добрые предложения противников принимались не по благородному доверию, но после действительных мер предосторожности и только тогда, когда на стороне врага был перевес. Выше считалось отмстить кому-либо за обиду, лишь бы не подвергаться обиде самому. Если, быть может, в целях примирения и давались клятвы, то это делалось обеими сторонами только ввиду безвыходности положения в данный момент, когда не имелось уже никаких других средств. При удобном случае, лишь только одна из сторон приобретала уверенность в силе, а на другой стороне замечалась беспечность, первая мстила с тем большим наслаждением, что противника благодаря доверию к клятве нападение застигало тайно. Нападающий имел в виду и собственную безопасность и сверх того приобретал славу проницательного человека за то, что одолел противника с помощью коварства. Большая часть людей охотнее предоставляет называть себя ловкими злодеями, нежели добродетельными простаками: последнего названия они стыдятся, первым гордятся. (8) Источником всего этого является жажда власти, которой добиваются люди, и корыстолюбия и честолюбия. Отсюда и проистекает та страстность, с какою люди соперничают между собою. И в самом деле, лица той или другой партии, становившиеся во главе государства, выставляли на вид благопристойные соображения: одни отдавали предпочтение политическому равноправию народной массы, другие умеренному правлению аристократии; в льстивых речах они выставляли общее благо как свою награду, на деле же всячески боролись между собою за преобладание, отваживались на ужаснейшие злодеяния и еще дальше шли в своей мстительности, руководствуясь не мерой справедливости и требованием государственной пользы, а соображаясь только с тем, что могло быть всегда угодно той или другой партии. Приобретя власть путем несправедливого голосования или насилием, они готовы были на все, лишь бы утолить чувство минутного соперничества. Совесть та и другая партия не ставили ни во что; напротив, при помощи благовидных доводов заставляли говорить о себе громче те, кому удавалось достигнуть какой-нибудь цели зазорным способом. Беспартийные граждане истреблялись обеими сторонами или потому, что они не оказывали требуемой от них поддержки, или потому, что возбуждали зависть своим существованием.
1 Между афинянами (как представителями демократии) и спартанцами (как представителями олигархии).
гетерий: общества с политическою целью, политические клубы, возникавшие в различных греческих государствах, особенно во время политических волнений; организация гетерий большею частью держалась в тайне.
политическому равноправию... аристократии: политическое равноправие всей народной массы, в противоположность равноправию в демократиях, где им пользовались далеко не все; умеренное правление аристократии, в смысле правления лучших людей, в противоположность правлению олигархов.
несправедливого голосования: не в смысле неправильного подсчета голосов, но потому, что голоса подавались по партийным соображениям.
83 Таким образом, вследствие междоусобиц нравственная порча во всевозможных видах водворилась среди эллинов, и то простодушие, которое более всего присуще благородству, было осмеяно и исчезло; наоборот, широко возобладало неприязненное, полное недоверия отношение друг к другу. (2) Для умиротворения не было ни надежных речей, ни грозных клятв. Так как все полагали свое превосходство не столько в прочности взаимного доверия, сколько в расчетливом способе действия, то заранее обращали внимание не на то, можно ли довериться другому, а на то, как бы не попасть в беду. (3) Перевес обыкновенно бывал на стороне людей не особенно дальнего ума: сознавая свою недальновидность и чувствуя проницательность со стороны противников, они боялись, как бы не оказаться менее искусными в способности логически рассуждать, как бы другая сторона, при своей изворотливости, не предупредила их кознями. Поэтому они приступали к делу решительно. (4) Напротив, люди, отличающиеся самомнением, воображали, что ими все предусмотрено, что нет нужды употреблять силу там, где можно достигнуть цели изворотливостью; поэтому такие люди не принимали предосторожностей и гибли в большом количестве.
84 [Все эти злодеяния большею частью имели место впервые на Керкире, а именно: все, что могло быть совершено в отмщение правителям, действовавшим с наглостью, без всякой умеренности и вызывавшим мстительность со стороны управляемых; все, что могло быть сделано для избавления себя от обычной бедности, в особенности вследствие противозаконной решимости и страстного желания захватить чужое добро; наконец, все, что люди могли учинить не из мести за превосходство, но будучи почти в равном положении с противниками, впадая в крайность вследствие необузданности страстей и действуя с ожесточением и беспощадностью. (2) В это время основы государственной жизни были потрясены. Человеческая природа, которой свойственно впадать в преступления вопреки законам, взяла верх над последними и с наслаждением проявляла себя, не сдерживая страсти, господствуя над правом и враждуя с лицами, имеющими превосходство. Иначе люди не ставили бы месть выше благочестия, корысть выше справедливости, иначе зависть не имела бы гибельного действия. (3) Люди требуют общих законов на такие случаи, когда при неудаче у каждого есть надежда хотя бы на собственное спасение; теперь они требуют, чтобы законы заранее были нарушены, чтобы их не было и в помине на тот случай, когда придется мстить другим, потому что, быть может, кто-нибудь, попав в опасное положение, будет нуждаться в том или ином из этих законов].
85 Итак, находившиеся в городе керкиряне первые проявили подобную страстность во взаимных отношениях. Евримедонт и афиняне с кораблями отплыли обратно. (2) Потом керкирские изгнанники - их спаслось до пятисот человек - захватили укрепления, находившиеся на материке, и завладели принадлежащей Керкире землею по ту сторону пролива. Отправляясь оттуда, они грабили жителей острова и причиняли им большой вред. (3) В городе появился жестокий голод. Отправили они также посольство и в Лакедемон и в Коринф с просьбою водворить их снова на родине. Не добившись тут никакого результата, изгнанники впоследствии снарядили транспортные суда, посадили на них вспомогательное войско и перешли на остров; всех их было около шестисот человек. (4) Свои суда они сожгли, чтобы не было другой надежды, кроме как на завоевание земли, взошли на гору Истону, возвели там укрепление, причиняли жестокий вред находившимся в городе керкирянам и овладели полями.
находившиеся в городе керкиряне: в противоположность упоминаемым ниже керкирским изгнанникам.
спаслось ... пролива: изгнанники, принадлежавшие к олигархической партии, бежали на кораблях на противолежащий берег Эпира.
Истону: местоположение неизвестно.
86 В конце той же летней кампании афиняне отправили двадцать кораблей в Сицилию со стратегом Лахетом, сыном Меланопа, и Хареадом, сыном Евфилета. (2) Дело в том, что сиракусяне и леонтинцы начали между собою войну. Союзниками сиракусян были, за исключением Камарины, все дорийские города, которые в самом начале войны причислены были к лакедемонскому союзу, хотя участия в войне еще не принимали. На стороне леонтинцев были халкидские города и Камарина. В Италии локры соединились с сиракусянами, а регияне в силу родства примкнули к леонтинцам. (3) Итак, леонтинцы и союзники их отправили посольство в Афины; ввиду того что они издавна находились в союзе с афинянами и были ионянами по происхождению,1 они старались убедить афинян послать им корабли, так как сиракусяне отрезали их с суши и с моря. (4) Афиняне послали корабли под предлогом племенного родства, а на самом деле желая воспрепятствовать доставке хлеба из Сицилии в Пелопоннес, а также предварительно попробовать, нельзя ли будет подчинить себе Сицилию. (5) Утвердившись в Италии, в Регии, они вели войну вместе с союзниками. Летняя кампания приходила к концу.
1 Как и афиняне.
сиракусяне: жители Сиракус, одной из древнейших греческих колоний в Сицилии, основанной в 757 (или 734) г. коринфянином Архием на восточном побережье.
леонтинцы: жители Леонтин, к северу от Сиракус, халкидская колония.
Камарины: город на восточном берегу Сицилии, основан в 599 г. сиракусянами, разрушен ими в 553 г., снова основан в 492 г. Гиппократом Гелойским, в 484 г. разрушен Гелоном, в 461 г. снова отстроен.
халкидские города: т. е. колонии, основанные евбейскою Халкидою.
локры: жители Локров Эпизефирских, около теп. Джераче Марина, основаны в 673 г. локрами, переселившимися из Греции.
регияне: жители Регия, теп. Реджио ди Калабриа, халкидская колония, основанная около 700 г. в Южной Италии у Мессинского пролива.
издавна находились в союзе с афинянами: ср. афинский документ (Dittenberger, Syll.2.24), содержащий начало союзного договора между Афинами и Леонтинами: «Боги. Послы из Леонтин заключили союз и клятву: Тименор, сын Агафокла, Сосис, сын Главкия, Гелон, сын Эксекеста. Секретарь Феотим, сын Тавриска. При (афинском) архонте Апсевде (433/432 г. до Р. X.), при совете, в котором Критиад был секретарем, совет и народ (т. е. народное собрание в Афинах) решили: Акамантида была пританирующей филой, Харий был секретарем, Тимоксен был эпистатом (коллегии пританов), Каллий внес предложение: быть союзу между афинянами и леонтинцами, дать и принять клятву». Тогда же был заключен союз и между Афинами и Регием, см.: афинский документ у Dittenberger, Syll.2.25.
87 В следующую зимнюю кампанию болезнь вторично обрушилась на афинян; хотя она еще и не совсем затихла, однако был некоторый перерыв. (2) Второй раз болезнь продолжалась не менее года, да в первый раз два года. Ни от чего другого не пострадали и не были ослаблены в такой степени силы афинян. (3) В самом деле, из числа гоплитов, значившихся в списках, погибло от болезни не менее четырех тысяч четырехсот человек и трехсот всадников; сколько умерло из остального населения, нельзя определить с точностью. (4) Случались в это время и частые землетрясения: в Афинах, на Евбее, в Беотии, особенно в беотийском Орхомене.
гоплитов, значившихся в списках: т. е. из граждан первых трех классов, которым велись списки.
Орхомене: см.: к I. 113.1
88 Находившиеся в Сицилии афиняне и регияне в ту же зимнюю кампанию пошли войною на тридцати кораблях против островов, называемых Эоловыми (летом вследствие мелководья невозможно было выступать в поход). (2) Острова эти возделываются липарянами, колонистами книдян; живут они на одном из островов, небольшом, называющемся Липарою. Отправляясь отсюда, они обрабатывают остальные острова: Дидиму, Стронгилу и Гиеру. (3) Тамошнее население думает, что на Гиере Гефест занимается кузнечным делом, так как ночью там можно видеть высоко поднимающийся огонь, а днем дым. Острова эти лежат против земли сикулов и мессенян и были в союзе с сиракусянами. (4) По опустошении полей афиняне, так как острова не сдавались, отплыли к Регию. Так приходила к концу зимняя кампания, а вместе с нею пятый год войны, историю которой написал Фукидид.
островов ... Эоловыми: к северу от Сицилии, теп. Липарские.
книдян: жителей Книда, в южной части Малой Азии.
Гефест: бог огня и кузнечного ремесла.
сикулов: туземное племя в западной части Сицилии.