Геродот

1 А Мардоний после возвращения Александра с ответом афинян выступил из Фессалии и пошел на Афины. Жителей тех местностей, где проходило войско, он заставлял следовать за собою. Фессалийские властители1 между тем вовсе не раскаивались в своих прежних поступках, но теперь даже гораздо более настойчиво побуждали царя [напасть на Элладу]. Так, Форак из Ларисы, сопровождавший Ксеркса во время бегства из Эллады, теперь открыто разрешил Мардонию проход через свою страну в Элладу.

1 Имеется в виду персофильская позиция стоявшей у власти в Фессалии группы во главе с Алевадами.

2 Когда же персидское войско прибыло в Беотию, фиванцы стали уговаривать Мардония не идти дальше: они советовали разбить здесь стан, так как, по их словам, в Элладе нет более подходящего места для военных действий, чем Беотия. Дальше ему не следует двигаться, но на месте пытаться без боя покорить всю Элладу1. Силой ведь одолеть эллинов было бы трудно целому свету, когда те единодушны, как это было до сих пор. “Если ты последуешь нашему совету, – говорили они, – то легко расстроишь все их враждебные замыслы. Пошли денежные подарки наиболее влиятельным людям в отдельных городах и этим ты внесешь раздор в Элладу. А затем с помощью твоих новых приверженцев без труда одолеешь врагов”.

1 Овладев беотийскими проходами, можно было иметь в своих руках дороги на Аттику и на Истм (через Мегары). Персофильские круги в Греции усматривали причину неудачи Мардония в том, что он не последовал совету фиванцев подкупить людей в Греции.

3 Так беотийцы советовали Мардонию, а тот не послушался их: он горел желанием вторично взять Афины, отчасти из безрассудного упрямства, а отчасти также потому, что решил сообщить царю весть о взятии Афин сигнальными огнями через острова1, пока тот еще пребывал в Сардах. Однако, когда Мардоний вступил в Аттику, он не нашел там афинян. Большинство их, по слухам, вновь переправилось на кораблях на Саламин, и он взял пустой город. А [первое] взятие города царем произошло за 10 месяцев до вторжения Мардония.

1 Сигнальные огни в древности играли роль светового телеграфа.

4 Из Афин Мардоний послал на Саламин геллеспонтийца Мурихида с таким же предложением, какое раньше передал афинянам македонянин Александр. Враждебное настроение афинян Мардоний, конечно, знал заранее, но все же вновь отправил посла в надежде, что захват военной силой и подчинение Аттики исцелит афинян от глупого упрямства. Вот почему Мардоний и отправил Мурихида на Саламин.

5 А Мурихид предстал перед советом [афинян] и изложил поручение Мардония. Один из советников, Ликид, высказался за то, что лучше было бы не отвергать предложения Мурихида, а представить его народному собранию. А подал такое мнение Ликид неизвестно, потому ли, что был подкуплен Мардонием, или оттого, что считал его действительно правильным. Афиняне же, услышав такой совет, пришли в негодование (советники – не менее, чем народ, с нетерпением ожидавший на улице) и тотчас обступили Ликида и побили его камнями. Геллеспонтийца же Мурихида они отпустили невредимым. На Саламине между тем поднялось смятение из-за Ликида; афинские женщины, узнав о происшествии, знаками подстрекая и забирая по пути с собой одна другую, явились к жилищу Ликида и побили камнями его жену и детей.

6 На Саламин же афиняне переправились вот как. В ожидании прибытия пелопоннесского войска афиняне оставались в Аттике. Но так как пелопоннесцы все время медлили с помощью, попусту проводя время, а Мардоний наступал и, как сообщали, стоял уже в Беотии, то афиняне перенесли свое имущество в безопасное место, а сами переправились на Саламин. А в Лакедемон афиняне отправили послов с упреками лакедемонянам за то, что те допустили вторжение варваров в Аттику, не встретив врага в Беотии. Послы должны были, кроме того, напомнить им о щедрых посулах персидского царя афинянам (в случае их перехода к персам). Да к тому же еще объявить лакедемонянам: если те откажут в помощи, афиняне сами найдут средство спасения.

7 Лакедемоняне же как раз справляли тогда праздник, именно Гиакинфии, и для них важнее всего в то время было чествование божества (да и стена, воздвигаемая в Истме, была почти готова, и на ней даже ставили зубцы [башен])1. По прибытии в Лакедемон афинские послы вместе с мегарцами и платейцами явились к эфорам и сказали вот что: “Послали нас афиняне и велели передать вам, что царь мидян возвращает нам нашу землю и желает заключить с нами союз на условиях полного равенства [обеих сторон], без обмана и коварства. Он жалует нам кроме нашей земли еще и другую по нашему выбору. А мы не приняли его предложений из благоговейного страха перед эллинским Зевсом и потому, что измена Элладе для нас – отвратительное деяние. Мы отказались, хотя эллины обижали нас и покинули на произвол судьбы и хотя мы знали, что мир с царем нам выгоднее войны. Все же добровольно мы, конечно, не заключили мира с персами. И [поэтому] наш образ действий и намерения по отношению к эллинам честны и искренни. Вы же, напротив, были тогда в сильнейшей тревоге: как бы мы не помирились с персидским царем. А после того как вам стали ясны наши намерения (именно, что мы никогда не предадим Эллады) и так как стена на Истме была почти готова, тогда вы стали совершенно безразличны к афинянам. Договорившись с нами встретить персов в Беотии, вы покинули нас и допустили варваров в Аттику. Поэтому-то афиняне в данный момент гневаются на вас: ведь вы поступили нечестно. Афиняне требуют теперь, чтобы вы без промедления послали войско и вместе с ними дали отпор врагу в Аттике. Но так как мы уже [из-за вашей медлительности] опоздали вступить в Беотию, то на нашей земле самым подходящим полем битвы будет Фриасийская равнина”.

1 До окончания праздника (первая треть июля) не было столкновении с персами. Геродот опять подчеркивает нарочитую медлительность спартанцев. Спартанцы уже раз опоздали к Марафонской битве (из-за новолуния), а теперь опять выступление войска задерживается из-за праздника Гиакинфий. Только угроза афинян стать на сторону персов заставила Спарту перейти к решительным действиям.

8 Выслушав эту речь, эфоры отложили ответ на следующий день, а потом – снова на день. И так они поступали 10 дней, откладывая ответ со дня на день. А в это время пелопоннесцы с великим усердием возводили стену на Истме и закончили работы. И я по крайней мере не могу привести никакой иной причины, почему спартанцы, когда Александр был в Афинах, всеми силами старались не допустить примирения афинян с персами, а потом совершенно перестали заботиться об этом, кроме той, что теперь они успели укрепить Истм и считали, что афиняне им уже более не нужны. А когда Александр прибыл в Аттику, стена [на Истме] была еще не готова, но работы, впрочем, велись усердно, так как спартанцы были охвачены ужасом перед [нашествием] персов.

9 Наконец спартанцы дали ответ и выступили, и вот при каких обстоятельствах. Накануне дня последнего приема афинских послов некто Хилей из Тегеи (человек, наиболее уважаемый из чужеземцев в Лакедемоне) узнал от эфоров содержание речи афинян и сказал им вот что: “Дело обстоит вот как, эфоры: если афиняне – не наши друзья, а, наоборот, союзники персидского царя, то ворота в Пелопоннес, несмотря на мощную стену поперек Истма, врагам открыты. Поэтому послушайтесь меня и уступите, пока афиняне еще не приняли какого-нибудь гибельного решения для Эллады”.

10 Так Хилей советовал спартанцам. А те взвесили его слова и тотчас же, ничего не сообщив послам трех городов, еще ночью выслали отряд в 500 спартанцев (причем к каждому спартанскому гоплиту приставили по семи илотов). Предводительствовать этим войском в походе они приказали Павсанию, сыну Клеомброта. Высшее начальство по закону принадлежало, собственно, Плистарху, сыну Леонида. Но тот был еще ребенком, а Павсаний как его двоюродный брат являлся его опекуном (ведь Клеомброта, отца Павсания, сына Анаксандрида, уже не было в живых). После того как Клеомброт отвел домой войско, строившее стену на Истме, он вскоре скончался. Отвел же Клеомброт войско с Истма вот почему: во время гадания по жертвам о походе против персов солнце на небе померкло1. Павсаний же взял себе в товарищи Еврианакта, сына Дориея2, также происходившего из царского рода.

1 Это было 2 октября 480 г. Клеомброт возвратился с Истма в Спарту не из-за солнечного затмения, а из-за отступления персов после битвы при Саламине.
2 Ср. V 41; VII 158.

11 Итак, войско во главе с Павсанием покинуло Спарту. А послы, еще ничего не зная об отправлении войска из Спарты, с наступлением дня пришли к эфорам, намереваясь также покинуть Лакедемон и вернуться домой. И вот, явившись к эфорам, послы повели такую речь: “Вы, лакедемоняне, остаетесь здесь, справляете Гиакинфии, веселитесь, предавая своих союзников! А афиняне, с которыми вы так недостойно обращаетесь, вынуждены будут теперь заключить мир с персидским царем, как только у них будет возможность для этого, так как у них больше нет союзников. Если же мы примиримся с персами, то, естественно, станем союзниками царя и тогда пойдем в поход вместе с персами, против кого они нас поведут. А чем все это кончится для вас, вы потом узнаете”. В ответ на эту речь послов эфоры дали клятвенное заверение: их воины выступили в поход против чужеземцев (чужеземцами они называли варваров) и теперь, должно быть, прибыли уже к святилищу Ореста. Послы же не поняли их и спросили: “Что значат эти слова”. И тогда они узнали всю правду и в полном изумлении немедленно отправились вслед за войском. Вместе с ними вышел также пятитысячный отряд тяжеловооруженных лакедемонских периэков1.

1 Периэки — жители лаконских городов и селений, принадлежавшие к числу покоренных спартанцами дорийских и недорийских общин. Они не были полноправными гражданами, но обязаны были служить в спартанском войске.

12 Между тем спартанцы спешили к Истму. Аргосцы же, лишь только узнали о выступлении войска во главе с Павсанием из Спарты, послали глашатаем в Аттику лучшего скорохода, какого могли найти, так как они раньше добровольно обещали Мардонию задержать выступление спартанцев. Прибыв в Афины, скороход передал Мардонию вот что: “Мардоний! Послали меня аргосцы с вестью: спартанское ополчение покинуло Спарту и аргосцы не в силах помешать их выступлению. Поэтому постарайся хорошо обдумать положение”.

13 После этого скороход поспешил назад, а Мардоний, получив такую весть, не имел больше охоты оставаться в Аттике. Однако он пока не трогался с места, желая проведать намерения афинян: он не опустошал и не разорял Аттики, так как все еще не терял надежды на мир с афинянами. Когда же Мардонию не удалось склонить афинян на свою сторону и он понял [истинное] положение дел, то отступил, пока войско Павсания еще не прибыло на Истм, предав огню Афины. Все, что еще уцелело [в городе] от стен, жилых домов и храмов, он велел разрушить и обратить во прах1. Отступил Мардоний вот по какой причине. Аттическая земля была неудобна для действий персидской конницы, и, потерпи он здесь поражение, отступать пришлось бы через ущелье, где персов могла бы задержать даже горсть врагов. Поэтому-то Мардоний и решил возвратиться в Фивы и дать битву у дружественного города и на земле, удобной для действий конницы2.

1 В первый раз персы, заняв Афины, разрушили только акрополь, а теперь опустошили весь город.
2 Это диктовал персам прежде всего опыт Марафонской битвы.

14 Итак, Мардоний начал отступление1. В пути пришла к нему весть о том, что 1000 лакедемонян – головной отряд эллинского войска – уже стоит в Мегерах. Узнав об этом, Мардоний стал обдумывать, как бы ему прежде всего захватить этот отряд. Итак, он повернул назад и повел войско в Мегары. Конница же двинулась вперед и опустошила Мегариду. Эта была самая дальняя страна на западе Европы, до которой дошло это персидское войско.

1 Мардоний находился уже на перешейке между Сароническим заливом и Патрасской бухтой.

15 После этого Мардоний получил [новую] весть, что эллины собрались на Истме. На обратном пути он шел через Декелею, потому что беотархи1 послали за соседями – жителями Асопа, чтобы те показали путь войску в Сфендалу и оттуда в Танагру. В Танагре Мардоний остановился на ночлег и затем на следующий день направился в Скол и теперь находился уже на Фиванской земле. Там он приказал вырубить [плодовые] деревья на полях фиванцев, хотя те держали сторону персов2. Мардоний сделал это, впрочем, без всякого злого умысла против них: ему было настоятельно необходимо построить полевое защитное укрепление для войска, чтобы иметь убежище на случай поражения. [Укрепленный] стан, построенный Мардонием, простирался, начиная от Эрифр, мимо Гисий, вплоть до Платейской области вдоль реки Асопа. Впрочем, Мардоний укрепил стан не на всем протяжении, а только приблизительно на 10 стадий по обеим сторонам [полевого] укрепления3.В то время когда варвары занимались этими работами, Аттагин, сын Фринона, фиванец, устроил у себя роскошный пир и пригласил самого Мардония и с ним пятьдесят знатнейших персов. Приглашенные персы явились. Пиршество происходило в Фивах.

1 Беотархи — политические и военные руководители Беотийского союза. В то время их было одиннадцать. Во главе Беотийского союза стояли Фивы.
2 По-видимому, здесь идет речь о вырубке оливковых деревьев, которые препятствовали действию конницы.
3 Укрепляли только ровную местность между рекой и горой.

16 То, что случилось дальше, я узнал от Ферсандра из Орхомена, одного из самых уважаемых людей в городе. А Ферсандр рассказывал, что Аттагин позвал его самого на пир и кроме него еще пятьдесят фиванцев. Аттагин разместил каждого из гостей не на отдельном ложе, но перса с фиванцем [попарно] на одном ложе. После обеда за вином сосед его по ложу на эллинском языке спросил, откуда он. Ферсандр же ответил, что он из Орхомена. Тогда перс сказал: “Так как ты – мой сотрапезник и мы вместе совершили возлияние, то в память моего дружеского расположения я желаю открыть тебе кое-что, что поможет тебе в будущем принять полезное решение. Видишь ли пирующих здесь персов и войско, которое оставлено нами в стане там на реке? От всех этих людей (ты скоро это увидишь) останется какая-нибудь горсть воинов”. Слова эти перс произнес с горькими слезами. А Ферсандр в изумлении от такой речи спросил тогда: “Не следует ли сообщить обо всем этом Мардонию и подчиненным ему военачальникам?”. А перс отвечал: “Друг! Не может человек отвратить то, что должно совершиться по божественной воле. Ведь обычно тому, кто говорит правду, никто не верит. Многие персы прекрасно знают свою участь, но мы вынуждены подчиняться силе. Самая тяжелая мука на свете для человека – многое понимать и не иметь силы [бороться с судьбой]”. Это мне рассказал Ферсандр из Орхомена и добавил, что еще перед битвой при Платеях он рассказывал об этом многим другим людям.

17 Когда Мардоний стоял в Беотии, все остальные эллинские племена – союзники персов в той области – прислали свои отряды [на помощь]. Они все уже раньше принимали участие во вторжении в Аттику, кроме одних фокийцев. И фокийцы также, конечно, держали сторону персов, правда, не по доброй воле, а по принуждению. Через несколько дней по прибытии персов в Фивы пришла и 1000 фокийских гоплитов во главе с Гармокидом, одним из самых уважаемых граждан Фокиды. Когда же фокийцы также явились в Фивы, Мардоний послал всадников с приказом фокийцам расположиться на равнине отдельно. Фокийцы повиновались, и вдруг перед ними появилась вся персидская конница. После этого среди эллинов в персидском стане прошел слух, что Мардоний хочет перебить [фокийцев]; и этот слух дошел до фокийцев. Тогда-то их военачальник Гармокид обратился к фокийцам с речью и, воодушевляя их, сказал вот что: “Как я полагаю, нас оклеветали фессалийцы. Пусть теперь каждый проявит свою доблесть! Лучше ведь пасть в борьбе, храбро защищая свою жизнь, чем сдаться врагам на милость и погибнуть позорной смертью. Дайте врагам почувствовать, что они варвары, коварно замыслившие гибель эллинам”.

18 Так он говорил, а [персидские] всадники окружили фокийцев со всех сторон и стали нападать, угрожая смять их конями. И вот уже луки [персов] были натянуты, чтобы пустить стрелы (и некоторые, вероятно, даже выстрелили). А фокийцы выстроились кругом, фронтом против врага, сомкнув свои ряды как можно теснее. Тогда всадники повернули коней и ускакали назад. Я не могу, впрочем, сказать определенно: действительно ли всадники прискакали по наущению фессалийцев, чтобы перебить фокийцев, а затем только из страха потерпеть урон от готовых к защите фокийских гоплитов, они по приказу Мардония повернули назад. Или, быть может, Мардонию захотелось испытать их мужество. Когда же всадники возвратились, Мардоний послал глашатая и приказал ему сказать фокийцам вот что: “Не страшитесь, фокийцы! Вы проявили себя доблестными мужами, а не такими, как я слышал о вас. Теперь же, не щадя своих сил, помогайте нам в этой войне. А за ваши услуги и я, и царь щедро отплатим вам”. Так обстояло дело с фокийцами.

19 Лакедемоняне же, прибыв на Истм, разбили стан. Когда остальные пелопоннесцы, поскольку они избрали “лучшую долю”, прослышали об этом (а некоторые даже видели выступление спартанцев в поход), то не захотели отставать от лакедемонян. И вот, после того как при жертвоприношении на Истме выпали благоприятные знамения, все войско эллинов выступило и прибыло в Элевсин. И там эллины также принесли жертвы и, после того как выпали опять счастливые знамения, двинулись дальше. Афиняне же переправились с Саламина и присоединились к [эллинскому] войску в Элевсине. По прибытии в Эрифры, что в Беотии, эллины узнали, что варвары разбили стан у реки Асопа. Получив сведения об этом, они расположились против врагов в боевом порядке на предгорьях Киферона1.

1 Греки выбрали эту позицию, чтобы персидская конница не могла их атаковать с тыла. Греки стояли на склонах гор, где конница не могла действовать, а персы — на равнине.

20 Так как эллины не спускались на равнину, то Мардоний двинул против них всю конницу во главе с Масистием, прославленным [воином] у персов (эллины называют его Макистием). Он ехал на нисейском коне с золотой уздечкой и прочими богатыми украшениями. Подскакав близко к эллинам, [персидские] всадники стали нападать отдельными отрядами1. При этом они причиняли эллинам тяжкий урон и обзывали их бабами.

1 . Однако атака персидской конницы на греческие позиции окончилась неудачей. Конница персов состояла из саков и бактрийцев, которые осыпали греков градом стрел.

21 Как раз в самом опасном месте всего поля битвы стояли мегарцы и подвергались сильнейшему натиску вражеской конницы. И вот теснимые конницей мегарцы послали глашатая к эллинским военачальникам. Глашатай прибыл [к военачальникам] и сказал им вот что: “Так говорят мегарцы: «Союзники! Мы не можем одни выдерживать натиск персидской конницы на том месте, где вы нас сначала поставили. До сих пор мы все же сражались неукротимо и доблестно, хотя враги и теснят нас. Теперь же, если вы не пришлете на смену других, знайте, что нам придется покинуть наше место в боевом строю»”. Так говорил глашатай. А Павсаний стал спрашивать эллинов, не найдется ли охотников заменить мегарцев. Так как остальные эллины не пожелали, то согласились афиняне, а именно отборный отряд в 300 человек во главе с Олимпиодором, сыном Лампона1.

1 Геродот имеет в виду представителей знати, составлявшей афинскую конницу. “Триста” — здесь не указывает на определенное количество.

22 Эти воины приняли на себя [защиту опасного места] и выстроились перед собравшимся у Эрифр остальным эллинским войском, взяв себе [для прикрытия] стрелков из лука. После долгой борьбы битва окончилась вот как: при атаке отрядов конницы конь Масистия, скакавшего впереди, был поражен стрелой в бок. От боли он взвился на дыбы и сбросил Масистия. Афиняне тотчас же накинулись на поверженного врага. Коня его они поймали, а самого Масистия прикончили, несмотря на отчаянное сопротивление. Сначала афиняне, правда, не могли справиться с ним, так как он был вооружен вот как: на теле у Масистия был чешуйчатый золотой панцирь, а поверх надет пурпуровый хитон1. Удары по панцирю не причиняли Масистию вреда, пока какой-то воин, заметив причину безуспешных попыток, не поразил его в глаз. Так-то упал и погиб Масистий. Другие же всадники, по-видимому, не заметили этого несчастья: они ведь не видели ни как он упал с коня, ни его гибели и даже при отходе, когда делали поворот, ничего не заметили. Однако не успели они остановить коней, как сразу же обратили внимание на отсутствие начальника. Узнав о несчастье, вся конница по данному знаку поскакала назад, чтобы спасти хоть тело павшего [для погребения].

1 Позолоченный чешуйчатый панцирь, поверх которого надевалась длинная богато украшенная одежда, подвязанная поясом.

23 Когда афиняне увидели, что их атакуют уже не отдельные отряды всадников, а сразу вся масса конницы, то вызвали на помощь остальное войско. Между тем, пока вся [остальная] эллинская пехота спешила на помощь, у тела Масистия завязался жаркий бой. Пока 300 афинских воинов бились одни, они несли большие потери и вынуждены были оставить тело. А когда подошло на помощь все войско, то персидская конница не смогла уже выдержать натиск и спасти тело; кроме того, персы потеряли у тела Масистия много своих людей. Отъехав стадии на две, персы остановились и держали совет, что им делать дальше. Так как у них не было начальника, то решили скакать назад к Мардонию.

24 Когда конница возвратилась в [свой] стан, все войско погрузилось в глубокую скорбь по Масистию и больше всех – сам Мардоний. В знак печали персы остригли волосы и даже гривы коней и [шерсть на] вьючных животных и подняли громкие вопли по покойнику. Вся Беотия оглашалась звучанием скорбных воплей о гибели самого уважаемого человека у персов после Мардония и их царя.

25 Так варвары, по своему обычаю, воздавали почести павшему Масистию. А эллины, выдержав натиск конницы и вынудив ее отступить, стали гораздо отважней. Они сперва положили тело Масистия на повозку и возили его между рядами воинов. А на покойника стоило посмотреть из-за его статности и красоты: поэтому-то они и возили тело. Затем эллины решили спуститься вниз к Платеям, потому что местность [у Платей] казалась гораздо удобнее эрифрейской для стана, особенно из-за лучшего снабжения водой. В эту-то местность и к текущему там источнику Гаргафии они и решили идти и там расположиться станом в боевом порядке. И вот, взяв оружие, они двинулись вдоль предгорья Киферона, мимо Гисий, в Платейскую область. Там, близ источника Гаргафии и святилища героя Андрократа1, по невысоким холмам и на равнине они [расположились станом], выстроившись по племенам.

1 Святилище героя, окруженное стеной, было опорным пунктом греков.

26 Здесь при распределении мест в строю начался многословный спор у тегейцев с афинянами. И те, и другие требовали себе места на одном крыле, ссылаясь при этом на древние и новые примеры. Тегейцы говорили так: “Все союзники уже с давних пор предоставляли нам это почетное место в боевом строю во всех общих походах пелопоннесцев и в древности и в новые время, с той поры как Гераклиды после кончины Еврисфея пожелали возвратиться в Пелопоннес. Тогда-то мы и завоевали это почетное право благодаря вот какому подвигу. Когда мы выступили к Истму вместе с ахейцами и ионянами, которые тогда еще жили в Пелопоннесе, и разбили стан напротив возвращавшихся [в Пелопоннес] Гераклидов, тогда, как гласит предание, Гилл сделал пелопоннесцам [такое] предложение: «Нет нужды одному войску вступать с другим в решительный бой, но следует, выбрав самого доблестного [воина] из пелопоннесского войска, выставить его на единоборство со мной, Гиллом, на определенных условиях». Пелопоннесцы согласились и под клятвой заключили следующее соглашение: если Гилл одолеет пелопоннесского вождя, тогда Гераклиды должны вернуться на родину отцов; если же он будет побежден, то Гераклиды уйдут назад и уведут свое войско и затем сто лет не будут делать новых попыток возвращения в Пелопоннес. И вот из всего союзного войска был избран доброволец Эхем, сын Аеропа, внук Фегея, наш полководец и царь, и он умертвил Гилла в единоборстве. Этим подвигом мы стяжали себе у тогдашних пелопоннесцев великие почести и преимущества, которыми пользуемся еще и поныне, и среди них право всегда предводительствовать при общем походе на одном из крыльев. С вами, лакедемоняне, мы не спорим. Вы можете выбирать, каким крылом хотите начальствовать. А во главе другого крыла подобает стоять нам, как и в прежнее время. Но и, помимо этой древней заслуги, мы достойнее афинян занимать это почетное место в строю. Много ведь у нас было счастливых сражений с вами, спартанцы, много и с другими. Поэтому-то справедливо нам, а не афинянам стоять на другом крыле. Ведь афиняне не совершили таких подвигов, как мы, ни в древности, ни теперь”.

27 Так говорили тегейцы. Афиняне же в ответ сказали вот что: “Мы знаем, конечно, что собрались здесь на борьбу с варварами, а не для словесных прений. Но так как тегейцы завели речь о том, чтобы обе стороны перечислили здесь все свои подвиги в древности и в новое время, то и нам приходится рассказывать, какими подвигами мы как доблестные воины приобрели право занимать первое место перед аркадцами. Во-первых, Гераклидов, вождя которых, по словам тегейцев, они умертвили на Истме, этих-то Гераклидов, которых после их бегства от микенского рабства сначала изгоняли все эллины, к кому бы они ни обращались, только мы одни приютили, смирив дерзость Еврисфея и одолев вместе с ними тогдашних властителей Пелопоннеса. Далее, когда аргосцы во главе с Полиником пошли походом на Фивы и там, окончив свои дни, лежали без погребения, то мы начали войну с кадмейцами, спасли тела аргосцев, чем мы можем похвалиться, и предали погребению в Элевсине, на нашей земле1. Славное деяние совершили мы также в борьбе с амазонками, которые некогда с реки Фермодонта вторглись в Аттическую землю, да и в битвах под Троей мы не уступали ни одному городу. Впрочем, об этом не будем вспоминать, потому что тогдашние храбрецы ныне могут быть трусами, а тогдашние трусы – теперь стали победителями. Поэтому довольно о делах стародавних. Но если мы даже ничего другого не совершили, хотя за нами много славных подвигов, так же как и у любого другого эллинского племени, то все же из-за Марафонской победы нам подобает эта честь, да и не только эта! Мы бились тогда с персами совершенно одни, одолели и разбили сорок шесть племен2. Неужели же мы недостойны получить почетное место в боевом строю ради этого единственного подвига? Но так как в настоящем положении не время спорить о месте в строю, то мы готовы, лакедемоняне, подчиниться вашим приказаниям. Ставьте нас где и против кого вы найдете более подходящим! Мы будем всюду стараться выказать доблесть, где бы вы нас ни поставили. Ведите нас, а мы последуем за вами”. Так отвечали афиняне, а все войско лакедемонян единодушным криком заявило, что афиняне достойнее аркадцев занимать место на крыле. Так-то афиняне заняли крыло, одолев [в споре] тегейцев.

1 Фиванцы оставили тело Полиника и павших с ним воинов без погребения. Афиняне впоследствии утверждали, что предали их погребению, и даже показывали могилы в Элевсине.
2 В экспедиции Датиса и Артафрена участвовали незначительные силы персов. “Сорок шесть племен” можно сравнить с выражением “нашествие двунадесяти языков” Наполеона. Это число вообще означает здесь неопределенное множество.

28 Затем прибывшие позже эллины и первоначальное войско стали выстраиваться в боевом порядке вот таким образом. На правом крыле стояло 10 000 лакедемонян, 5000 из них были спартиаты; прикрытием им служило 35 000 легковооруженных илотов, по 7 илотов около каждого спартанца. Рядом с собою спартанцы поставили тегейцев из-за почета и доблести, а их было 1500 гоплитов. За тегейцами следовали коринфяне – 5000 человек. А подле них коринфяне потребовали у Павсания место 300 потидейцам, явившимся из Паллены. К ним примыкало 600 аркадцев из. Орхомена, а к этим последним 300 сикионцев. Потом шло 800 эпидаврийцев. Рядом с ними была поставлена 1000 трезенцев, а подле трезенцев 200 лепреатов; рядом с ними – 400 микенцев и тиринфян, а к ним примыкала 1000 флиунтцев. Около этих последних стояло 300 гермионян. К гермионянам же примыкало 600 эретрийцев и стирейцев. За ними шло 400 халкидян, а за этими последними 500 ампракиотов. После них следовало 800 левкадцев и анакториев. К ним примыкало 200 палейцев из Кефаллении. А за ними было выстроено 500 эгинцев; около них же построилось 300 мегарцев. К этим последним примыкало 600 платейцев. В конце и в начале стояло 800 афинян, занимая левое крыло. Во главе их был Аристид, сын Лисимаха.

29 Все эти воины, кроме 7 илотов, приставленных к каждому спартанцу, были гоплитами. Общее количество воинов было 38 700 человек. Столько было всех собравшихся против варваров гоплитов. Число же легковооруженных было вот какое. В спартанском войске их было 35 000 человек (потому именно, что при каждом спартанце было по 7 легковооруженных илотов), и почти каждый из них был снаряжен для войны. Легковооруженные воины остальных лакедемонян и эллинов, считая приблизительно по одному на каждого воина, составляли 34 500 человек. Число же всех легковооруженных воинов было 69 500 человек.

30 Общее количество всех собравшихся в Платеи эллинских воинов вместе с гоплитами и легковооруженными боеспособными воинами было 108 200 человек. А вместе с явившимися потом упомянутыми феспийцами получилось полных 110 000 человек1. В стане эллинов было уцелевших феспийцев 1800 человек. Однако у них не было тяжелого вооружения. Они были построены станом у реки Асопа.

1 Греческое войско в действительности было значительно меньше, как можно заключить по числу павших. Численность персидского войска при Платеях также тенденциозно преувеличена с патриотической целью.

31 Между тем варварское войско Мардония, кончив оплакивать Масистия и узнав, что эллины находятся в Платеях, также пришло к Асопу, который протекает в той местности. По прибытии туда Мардоний стал выстраивать войско против эллинов в следующем порядке. Против лакедемонян он выставил персов, и так как персы далеко превосходили лакедемонян численностью, то он построил больше рядов [в глубину и ширину], так что их боевая линия простиралась еще и до тегейцев. Расставил же он воинов вот как: он отобрал всех самых сильных людей и поставил их против лакедемонян, а более слабых – против тегейцев. А сделал он это по совету и указанию фиванцев. Рядом с персами Мардоний выстроил мидян, которые стояли против коринфян, потидейцев, орхоменцев и сикионцев. А подле мидян он поставил бактрийцев. Эти стояли против эпидаврийцев, трезенцев, лепреатов, тиринфян, микенцев и флиунтцев. За бактрийцами стояли индийцы против гермионян, эретрийцев, стирейцев и халкидян. Рядом с индийцами он построил саков. Они занимали место против ампракиотов, анакториев, левкадцев, палейцев и эгинцев. Рядом же с саками против афинян, платейцев и мегарцев он поставил беотийцев, локров, малийцев, фессалийцев и тысячу фокийцев (так как не все фокийцы держали сторону персов). Часть из них, оттесненная персами на Парнас, поддерживала эллинов и оттуда производила вылазки, нанося всяческий урон войску Мардония и его союзникам-эллинам. Так же македонян и фессалийские племена Мардоний поставил против афинян1.

1 Сообщение Геродота о построении обоих войск возникло, быть может, под влиянием подобного описания у Гомера. В то время ни греки, ни персы уже не выстраивали свои боевые силы по племенным контингентам. Греки стояли выстроенные по родам оружия. Внутри каждого рода оружия во всяком случае сражались рядом представители отдельных городов-государств. У персов различные роды оружия делились еще на подразделения, в которые были включены представители всех контингентов.

32 Я перечислил здесь самые главные, наиболее известные и значительные народности из тех, которые Мардоний выставил [против эллинов]. Были среди них также отдельные воины и из других народностей: фригийцев, фракийцев, мисийцев, пеонов1 и прочих, в том числе эфиопов и египтян, именно так называемых гермотибиев и каласириев, вооруженных саблями (они одни только в Египте и занимаются военным делом)2. Их-то Мардоний, когда еще был в Фалере, велел высадить с кораблей, где они служили в морской пехоте. Ведь в сухопутном войске, которое пришло в Афины во главе с Ксерксом, египтян вовсе не было. Число варварских воинов, как уже было сказано раньше, составило 300000 человек. Количество же эллинских союзников Мардония никто не знает, так как подсчета не производилось. Но все же, как можно предполагать, их было около 50 000 человек. Это была пехота, выстроенная Мардонием. Конница же была выстроена отдельно.

1 Здесь речь идет о воинах особых родов оружия.
2 Ливийские гермотибии и каласирии, жившие в Дельте Нила, не были отпущены домой, быть может, из-за восстания в Египте.

33 Когда все построение по народностям и отрядам было закончено, на следующий день стали приносить жертвы, и притом даже обе стороны1. У эллинов приносил жертвы Тисамен, сын Антиоха. Он находился в эллинском войске как жрец-прорицатель. Происходил он из Элиды из рода Иамидов и получил от лакедемонян гражданские права. Когда Тисамен вопрошал оракул в Дельфах о потомстве, Пифия изрекла в ответ, что он одержит победу в пяти величайших состязаниях. Тисамен неправильно истолковал изречение и стал усердно заниматься гимническим искусством, чтобы победить в гимнических состязаниях. Он одержал победу в Олимпии даже в пятиборье, за исключением лишь одного рода состязаний, где его противником был Иероним с Андроса. А лакедемоняне узнали, что изречение оракула Тисамену указывает не на гимнические состязания, а на ареевы брани, и пытались деньгами соблазнить его стать их полководцем на войне вместе с царями из дома Гераклидов. Тисамен же, видя, что лакедемоняне очень дорожат его дружбой, повысил цену. Он сообщил спартанцам, что примет их предложение, только если они сделают его полноправным гражданином, а иначе – ни за какие деньги. Сначала спартанцы возмутились таким требованием и совершенно отказались от своего предложения. В конце концов же все-таки великий страх перед этой персидской войной заставил их уступить и согласиться на его требование. Когда же Тисамен убедился, что спартанцы переменили свое решение, то объявил, что даже и этого ему недостаточно: они обязаны еще и его брата Гегия сделать спартанцем на тех же условиях, как и его самого.

1 Обеим сторонам было одинаково невыгодно наступать. Поэтому гадания по жертвам в ловких руках жрецов не давали благоприятных предзнаменований для наступления.

34 В этом случае Тисамен следовал примеру Мелампода, если только можно сравнивать требование царского престола с требованием гражданских прав. Когда аргосские женщины впали в исступление, то аргосцы пригласили Мелампода прийти к ним из Пилоса и за вознаграждение исцелить женщин от недуга. Тогда Мелампод потребовал в награду себе полцарства. Аргосцы отказали и возвратились; когда же исступление охватило еще больше женщин, то они согласились на его требование и снова пришли предложить ему престол. А он, видя перемену их решения, потребовал еще больше и сказал, что согласится лишь в том случае, если они еще и его брату Бианту дадут третью часть царства. Тогда аргосцам в их беде пришлось согласиться и на это.

35 Так и спартанцы пошли на все условия Тисамена: ведь он был им крайне необходим. Когда они приняли и эти [последние] условия, то, став спартанцем, Тисамен из Элиды вместе с ними как жрец-прорицатель одержал победу в пяти великих битвах. Впрочем, он и его брат были единственными людьми, которые сделались спартанскими гражданами. А пять битв были вот какие: первая – битва при Платеях1, вторая – при Тегее с тегейцами и аргосцами, затем – при Дипее со всеми аркадцами, кроме мантинейцев; далее – при Ифоме2 с мессенцами, а последняя при Танагре с афинянами и аргосцами3. Это была последняя из пяти битв, в которых он одержал победу.

1 После битвы при Платеях спартанцы напали не только на нейтральные или персофильски настроенные города, но даже на своих прежних союзников (тегейцев и почти на все аркадские племена).
2 По другому чтению: при Истме. Имеется в виду так называемая III Мессенская война (464 — 460/59 гг. до н.э.).
3 Афиняне отрезали отступление спартанскому экспедиционному корпусу в Фокиде. Победа при Танагре позволила спартанцам пробиться в Пелопоннес.

36 Этот-то Тисамен и приносил тогда как жрец-прорицатель жертвы для эллинского войска при Платеях во главе со спартанцами. Жертвы и предзнаменования выпали благоприятные для эллинов только в случае, если они будут обороняться, но неблагоприятные, если перейдут Асоп и начнут сражение.

37 Мардонию же, который желал вступить в бой, вышли несчастливые предзнаменования, но для оборонительных действий жертвы и ему благоприятствовали. Мардоний ведь тоже приносил жертвы по эллинскому обычаю с помощью Гегесистрата1, жреца-прорицателя из Элиды, самого знаменитого в роде Теллиадов. Этого-то Гегесистрата спартанцы еще до Платейской битвы схватили и, бросив в оковы, хотели казнить за причиненное им великое зло. Попав в такую беду (дело шло о жизни и смерти, а перед смертью его ожидали еще страшные пытки), Гегесистрат пошел на невероятное дело. Он лежал [в темнице] в окованной железом [деревянной] колодке. Случайно ему удалось завладеть принесенным кем-то в темницу ножом, и он тотчас замыслил самое смелое дело, какое когда-либо, насколько нам известно, совершал человек. Гегесистрат отрезал себе ступню, чтобы вытащить остальную часть ноги из колодки. После этого он подкопал стену, так как выходы охранялись стражей, и бежал в Тегею. Ночью он шел, днем же скрывался в лесу и отдыхал, и на третью ночь благополучно добрался до Тегеи, хотя весь Лакедемон поднялся на поиски беглеца. Спартанцы были поражены отвагой узника: они видели только лежащий на земле обрубок ноги, но самого его не могли найти. Так-то Гегесистрату удалось спастись от лакедемонян и найти убежище в Тегее, которая тогда враждовала с лакедемонянами. Исцелившись от раны, Гегесистрат приделал себе деревянную ногу и с тех пор стал заклятым врагом лакедемонян. Однако эта вражда к спартанцам кончилась для него печально. Спартанцы схватили его в Закинфе2, где он приносил жертвы как жрец-прорицатель, и казнили.

1 Присутствие Гегесистрата в персидском стане указывает на то, что некоторые враждебные Спарте пелопоннесские города поддерживали персов своими отрядами.
2 По-видимому, после Платейской битвы спартанцы напали на Закинф.

38 Впрочем, смерть постигла Гегесистрата некоторое время спустя после Платейской битвы. А тогда Мардоний нанял Гегесистрата за немалое вознаграждение, и тот приносил жертвы как ревностный друг персов из ненависти к Спарте и из корысти. Между тем предзнаменования оказались неблагоприятными как для самих персов, так и для союзных с ними эллинов (у этих был свой жрец-прорицатель – Гиппомах левкадец), а войско эллинов все усиливалось и становилось многочисленнее. Тогда Тимегенид, сын Герпия, фиванец, дал совет Мардонию занять проходы на Кифероне, чтобы сразу перехватить всех эллинов, которые каждый день туда прибывают.

39 Уже восемь дней стояли они друг против друга, когда фиванец дал этот совет Мардонию. А Мардоний понял выгоду совета и послал ночью конницу к проходам на Кифероне, ведущим к Платеям (беотийцы называют эти проходы “Тремя вершинами”, а афиняне – “Дубовыми вершинами”)1. Посланный отряд всадников прибыл туда не напрасно: персам удалось захватить 500 повозок с продовольствием из Пелопоннеса для войска, как раз спускавшихся на равнину, вместе с людьми, которые сопровождали их. Овладев этой добычей, персы безжалостно перебили всех, не щадя ни животных, ни людей. Когда варвары вволю натешились резней, то, окружив уцелевших [людей и животных], погнали в стан Мардония.

1 Изложение Геродота здесь не соответствует фактам. Персы, вероятно, потому и укрепились у Платей, что считали это место наиболее удобным для действий своих боевых сил. Они точно рассчитали возможность перерезать проходы, по которым шли коммуникации стоявших против них у Платей греков. Вероятно, фиванцы посоветовали Мардонию избрать это место для битвы.

40 После такого “деяния” прошло еще два дня, но ни одна из сторон не хотела начинать сражения: варвары доходили до Асопа, стараясь выманить эллинов, но ни те, ни другие не переходили реку. Только конница Мардония все время наседала, не давая покоя эллинам. Ведь фиванцы, всей душой преданные персам, хотели показать свое усердие в этой войне и все время до битвы вели персов за собой, указывая дорогу. А после начала сражения их место заняли персы и мидяне, которые всячески старались отличиться.

41 Итак, за эти десять дней ничего больше не случилось. На одиннадцатый же день, когда войска все еще стояли при Платеях друг против друга (эллины все время продолжали получать подкрепления, и Мардоний стал тяготиться бездействием), тогда-то Мардоний, сын Гобрия, и Артабаз, сын Фарнака (один из немногих персов, особенно уважаемых Ксерксом), стали держать совет. На совете они высказали вот какие мнения. Артабаз говорил, что необходимо как можно скорее выступить со всем войском и возвратиться в укрепленный город Фивы, где собрано много продовольствия и корма для вьючных животных. А затем, по его словам, можно спокойно кончить войну вот каким способом. У персов ведь много золота в монете и нечеканного, а также серебра и [драгоценных] сосудов для питья. Все эти сокровища, ничего не жалея, нужно разослать эллинам, именно наиболее влиятельным людям в городах. Тогда эллины тотчас же предадут свою свободу, и персам вовсе не нужно будет вступать в опасную битву. Артабаз разделял мнение фиванцев, так как он, как и фиванцы, был лучше осведомлен о положении дел и оказался гораздо предусмотрительнее Мардония. Мардоний же держался более решительного и твердого взгляда, не желая идти ни на какие уступки: он считал, что персидское войско далеко превосходит эллинское и что поэтому следует как можно скорее вступить в бой, не допуская день ото дня дальнейшего усиления врага. На жертвы Гегесистрата, говорил он, не стоит обращать внимания и не добывать насильно благоприятных знамений, а, по персидскому обычаю, дать бой врагу.

42 Никто не осмелился ему возражать на эти слова, и мнение Мардония одержало верх. Ведь главным военачальником царь поставил Мардония, а не Артабаза. И вот, призвав к себе начальников отрядов и предводителей эллинов в его войске, Мардоний спросил: “Не знают ли они какого-нибудь изречения оракула о гибели, ожидающей персов в Элладе”. Собравшиеся молчали, так как они действительно ничего не слышали об оракулах, а другие считали небезопасным упоминать о них. Тогда Мардоний сказал: “Если вы в самом деле ничего не знаете или не решаетесь говорить, то я скажу вам, так как мне-то эти оракулы хорошо известны. Есть изречение оракула о том, что персам суждено прийти в Элладу и разграбить дельфийское святилище и затем погибнуть. А, зная это, мы не пойдем на Дельфы и не станем грабить святилища. Поэтому-то нам и не угрожает гибель. Итак, пусть все, кто предан персам, радуются в надежде на грядущую победу”. После этого Мардоний подтвердил приказ всем снарядиться и привести войско в боевую готовность, так как наутро начнется битва.

43 Впрочем, как я знаю, это изречение оракула, которое, по словам Мардония, касалось персов, относилось к иллирийцам и к походу энхелеев, а вовсе не к персам1. Напротив, эту битву имеют в виду вот какие стихи Бакида:

... у Фермодонтова тока, на злачных лугах Асопийских
Эллинов рать и вопли мужей, чужеземным наречьем гласящих.
..........................................................
Много погибнет тогда (даже сверх веления Рока)
Луки несущих мидян2 в смертный час нареченный судьбою.

Это и другие подобные изречения Мусея, как мне известно, относятся к персам. Река же Фермодонт течет между Танагрой и Глисантом.

1 Изречение оракула относилось к вторжению северогреческих племен из Фессалии.
2 Упоминание персов (мидян) в этом сборнике предсказаний оракулов указывает на то, что это издание сборника составлено было уже после персидских войн.

44 После того как Мардоний кончил расспросы об оракулах и отдал приказание, наступила ночь и персы выставили стражу. И вот глубокой ночью, когда в обоих станах воцарилась тишина, тем более что воины, видимо, спали, к афинской страже подскакал на коне Александр, сын Аминты, военачальник и македонский царь, и потребовал встречи с военачальниками, Большая часть стражи осталась на месте, а некоторые побежали к военачальникам сообщить о прибытии какого-то человека на коне из мидийского стана. Человек этот больше ничего не сказал, а только назвал начальников по имени, заявив, что желает говорить с ними.

45 Военачальники же, услышав это, тотчас последовали за стражами. Когда они прибыли туда, Александр сказал им вот что: “Афиняне! В доказательство моей преданности вам хочу сообщить вам вот что. Но вы не должны никому передавать эти мои слова, кроме Павсания, потому что иначе погубите меня. Никогда бы я не сказал вам этого, если бы искренне не заботился об участи всей Эллады. Ведь и сам я издревле по происхождению эллин и не желаю видеть свободную Элладу порабощенной. Так вот, я хочу сообщить вам, что Мардоний и персидское войско не могут получить благоприятных предзнаменований. Ведь иначе Мардоний давно уже напал бы на вас. А теперь Мардоний решил пренебречь предзнаменованиями и на рассвете начать сражение. Ведь он очень опасается, как я думаю, вашего усиления. Итак, будьте готовы к битве! Если Мардоний станет откладывать нападение, то терпеливо ждите: ведь у персов осталось продовольствия всего на несколько дней. В случае же счастливого окончания войны подумайте также и об освобождении моей страны. Ведь я пошел на столь опасное дело из любви к Элладе, желая раскрыть вам замыслы Мардония, чтобы варвары не напали на вас неожиданно, еще не подготовленных. Я – Александр македонянин”1. После этих слов он ускакал назад в стан к своему отряду.

1 Македонский царь играл двойную игру ввиду промежуточного положения его страны между двумя враждующими сторонами. Сначала он пытался с помощью персов увеличить свои владения за счет греков, а затем стремился тайным союзом с греками расширить их за счет территорий дружественных персам греческих городов. Известие, принесенное Александром, было очень важно для греков, так как они не знали, как долго персы могут оставаться у Платей, не страдая от недостатка продовольствия.

46 Афинские же военачальники перешли на правое крыло и передали Павсанию слышанное ими от Александра. Известие это устрашило Павсания, и он ответил им вот что: “Если битва начнется на рассвете, то вам, афиняне, придется стать против персов, мы же займем место против беотийцев и других, стоящих против вас эллинов, и вот почему. Вы ведь знаете персов и их способ сражаться, так как вам пришлось уже биться с ними при Марафоне. Мы же совершенно не знаем этих людей: ведь никому из спартанцев не приходилось помериться силой с персами, тогда как беотийцев и фессалийцев мы хорошо знаем. Поэтому возьмите ваше оружие и переходите на это крыло, а мы пойдем на левое”. На это афиняне ответили так: “Нам и самим уже пришло в голову, видя, что персы выстраиваются против вас, именно то, что вы теперь предлагаете нам. Мы опасались только, что наше предложение будет вам не по душе. А так как вы сами теперь добиваетесь этого, то мы охотно соглашаемся и готовы повиноваться”.

47 Так это предложение приняли и те, и другие, и на заре они поменялись местами в строю. Однако беотийцы заметили перемещение и донесли Мардонию. Мардоний же, лишь только узнал об этом, сам тотчас же захотел переменить место и стал переводить персов против лакедемонян. Эту уловку увидел Павсаний и, поняв, что нельзя скрыть передвижения, снова перевел спартанцев на правое крыло. Тогда и Мардоний также возвратился на левое крыло.

48 После того как оба войска заняли первоначальное положение, Мардоний отправил глашатая к спартанцам с приказанием передать вот что: “Вот как, лакедемоняне! Вы слывете самыми доблестными людьми в здешних краях. Люди дивятся, что вы никогда не обращаетесь в бегство и не покидаете своего места в строю, пока не уничтожите врага или сами не погибнете. На деле же выходит, что все это неправда. Ведь еще до начала рукопашной схватки мы увидели, как вы бежали и оставили место в строю. Вы выставляете вперед афинян, а сами становитесь против наших слуг. Доблестные мужи так не поступают никогда: мы были гораздо лучшего мнения о вас. Мы ведь ожидали, что вы при вашей славе действительно вызовете на бой через глашатая только одних персов, к чему мы и были готовы. Однако мы видим, что об этом нет и речи и вы со страху скорее прячетесь от нас. Так вот, если вы первыми не сделали нам вызова, то теперь сделаем это мы. Почему бы нам не сразиться равночисленными отрядами: вы за эллинов, так как считаетесь самыми доблестными, а мы от имени чужеземцев. Если вам угодно, чтобы и остальное войско сражалось, то пусть оно сражается потом. Если же это вам не нужно и вы предпочитаете биться только с нами, то давайте решим это дело между собою. Кто из нас одержит победу, тот пусть и будет победителем со всем своим войском”.

49 Так говорил глашатай и некоторое время ожидал. Когда же никакого ответа не последовало, он возвратился назад. Прибыв в стан персов, глашатай сообщил Мардонию, что с ним случилось. Мардоний же весьма обрадовался и, кичась уже воображаемой победой, двинул на эллинов свою конницу. Всадники прискакали и стали причинять большой урон всему эллинскому войску своими дротиками и стрелами: это были конные лучники, и потому к ним было нелегко подступиться. Всадники также замутили и засыпали источник Гаргафию, откуда черпало воду все эллинское войско1. Правда, у этого источника стояли только одни лакедемоняне, а место, где расположились остальные эллины, было дальше от него и скорее ближе к Асопу. А так как неприятель не допускал эллинов к Асопу, то таким образом приходилось ходить за водой к источнику. Черпать же воду из реки было невозможно из-за налетов конницы и обстрела лучников.

1 Персам удалось захватить источник Гаргафию во время перегруппировки спартанцев и афинян и отрезать греков от питьевой воды. Целью атак персидских всадников-лучников было вытеснить спартанцев со стратегически важной цепи холмов, где стояло святилище.

50 В таком тяжком положении (войско оставалось без воды, и неприятельская конница все время не давала покоя) военачальники эллинов собрались на правом крыле у Павсания обсудить это и другие дела. Однако при таких обстоятельствах их еще более удручала другая беда: именно, у войска не было больше продовольствия, так как обозная прислуга, отправленная в Пелопоннес за продовольствием, была отрезана персидской конницей и не могла пробраться в стан1.

1 Неизвестно, что заставило греков очистить свои прежние позиции: захват ли прохода через Киферон, затруднение ли с питьевой водой или сильные атаки персов на фланге, занятом спартанским отрядом. Быть может, все эти причины в совокупности.

51 На совете военачальников было решено, если день пройдет без битвы, идти на Остров1, который находится в 10 стадиях от Асопа и источника Гаргафии, где был тогда эллинский стан, перед городом платейцев. Остров же на суше возник от того, что река, его образующая, разветвляется на два рукава и таким образом стекает с Киферона на равнину, причем рукава отстоят друг от друга стадии на три. Затем рукава снова сливаются в одну реку, которая называется Оероя. Оероя же, по словам местных жителей, была дочерью Асопа. В эту-то местность эллины и решили перейти, для того чтобы у войска было вдоволь воды и чтобы вражеская конница не могла больше причинять вреда, как теперь, когда стояла напротив. Решено было двинуться во вторую стражу ночи, так чтобы персы не заметили выступления и не выслали конницы в погоню. А когда придут на место, омываемое дочерью Асопа Оероей, стекающей с Киферона, то еще ночью решили отрядить половину войска на Киферон за обозной прислугой, отправленной за продовольствием (она была отрезана на Кифероне)2.

1 Остров находился в непосредственной близости от дороги на Мегары. Здесь греки господствовали над линиями снабжения и могли получать подкрепления из Пелопоннеса.
2 Имеются в виду те отряды с продовольствием, которые не могли проникнуть в Беотию, так как проход был занят персами. Их нужно было под прикрытием провести к новым позициям у так называемого “Острова”.

52 После этого весь тот день эллинам пришлось выдерживать непрерывные атаки конницы. Когда же под конец дня нападения конницы прекратились и затем настала ночь и пришла пора отправления, тогда большая часть войска поднялась станом и выступила, однако не в назначенное место. Ибо едва эллины двинулись, как на радостях, что ускользнули от вражеской конницы, побежали к городу платейцев, пока не добрались до святилища Геры. Святилище же находится непосредственно перед городом платейцев, в 20 стадиях от источника Гаргафии. Прибыв туда, они остановились перед святилищем и стали разбивать стан.

53 Между тем Павсаний, видя, что воины покидают стан, приказал и лакедемонянам взять оружие и присоединиться к остальным, так как он считал, что войско идет в назначенное место. Прочие начальники спартанских отрядов с готовностью подчинились приказу Павсания, только Амомфарет, сын Полиада, начальник отряда питанетов1, объявил, что не станет бежать по своей воле от чужеземцев и не опозорит Спарту. С изумлением смотрел Амомфарет на происходящее, так как не присутствовал ранее на совете. Павсаний же и Еврианакт были возмущены неподчинением Амомфарета, но еще досаднее был для них его отказ от того, что они не хотели покинуть на произвол судьбы отряд питанетов. Они опасались, что если по условию с остальными эллинами оставят Амомфарета на произвол судьбы, то он, покинутый, погибнет вместе со своим отрядом. Поэтому они велели лаконскому войску остановиться и пытались убедить его, что не следует так поступать.

1 Питанеты твердо придерживались древних спартанских традиции и поэтому отказывались подчиняться приказу Павсания об отступлении на другие позиции.

54 Между тем, пока они уговаривали Амомфарета, который только один оставался на лакедемонском и тегейском крыле, афиняне действовали вот как. Они еще спокойно оставались на том месте, где стояли, зная характер лакедемонян, именно, что те думают одно, а говорят другое. Когда же войско двинулось, афиняне послали всадника посмотреть, готовятся ли спартанцы выступить или же вовсе не думают уходить, а также спросить Павсания, что им делать.

55 Когда глашатай прибыл к лакедемонянам, он увидел, что те все еще стоят на своем месте и их предводители в ссоре между собою. Ведь как раз во время прибытия глашатая Еврианакт и Павсаний пытались уговорить Амомфарета не подвергать опасности себя и своих людей, оставаясь на месте. Однако они никак не могли уговорить его, и дело у них дошло до ссоры. В пылу спора Амомфарет схватил камень обеими руками и бросил его к ногам Павсания. Этим камнем, заявил он, он подает голос за то, чтобы не бежать от чужеземцев (под “чужеземцами” он подразумевал варваров). Павсаний же назвал его “исступленным безумцем”, потом, обратившись к афинскому глашатаю, ответил и на заданный тем вопрос: следует передать лишь то, что здесь происходит. Он просил также афинян подойти ближе к ним и при отходе повторять маневры спартанцев.

56 Глашатай тогда возвратился к афинянам, а спартанцы продолжали спорить до зари. До этих пор Павсаний не двигался с места. Затем, полагая, что если остальные лакедемоняне уйдут, то и Амомфарет, наверное, не останется, как это и случилось в действительности, он дал сигнал к выступлению и двинулся со всем войском по холмам. Тегейцы также последовали за ним. Афиняне же, согласно приказу, пошли по другой дороге в противоположном направлении. В то время как лакедемоняне из страха перед неприятельской конницей двигались по холмам и склонам Киферона, афиняне свернули вниз на равнину.

57 Амомфарет же думал (по крайней мере вначале), что Павсаний никогда не осмелится оставить их на произвол судьбы, и поэтому упорно не двигался с места. Когда же Павсаний с войском ушел вперед, то Амомфарет решил, что тот действительно его покинул, и приказал своему отряду взять оружие и медленным шагом следовать за остальным войском. А Павсаний, отойдя почти на 100 стадий, стал поджидать отряд Амомфарета, остановившись в местности под названием Аргиопий около ручья Молоента, где стоит святилище элевсинской Деметры. Павсаний остановился там для того, чтобы вернуться и прийти на помощь Амомфарету с его отрядом, если тот не уйдет со своего места. Не успел отряд Амомфарета подойти к Павсанию, как вся конница варваров стремительно бросилась на спартанцев. Ведь персидские всадники выполняли свое обычное дело, и когда нашли место, где эллины стояли в прошлые дни, пустым, то поскакали дальше, пока, настигнув лакедемонян, не напали на них.

58 Мардоний же, когда услышал, что эллины за ночь успели уйти, и убедился, что на месте стоянки никого нет, велел призвать к себе Форака из Ларисы и его братьев Еврипила и Фрасидея и сказал им так: “Сыны Алева1! Что вы еще скажете после этого, видя эти опустелые места? Вы ведь все-таки соседи лакедемонян, а утверждали, что они в битве никогда не обращают тыла, но, напротив, в ратных делах – первые по доблести. А теперь вы видите, что лакедемоняне не только первыми покинули свое место в строю, но успели даже, как видим, за прошлую ночь все бежать отсюда. Они отличились как-то среди эллинов, очевидно, лишь потому, что другие эллины также ничтожные трусы, тогда как теперь им пришлось помериться силами с людьми, истинно доблестными. Я охотно прощаю вам вашу ошибку, так как вы еще не знаете персов и хвалили тех, о ком вы все-таки кое-что слышали. Впрочем, гораздо более, чем вам, я удивляюсь Артабазу, именно тому, что он испугался лакедемонян и в страхе мог дать самый трусливый совет, что нужно поднять стан и идти в город фиванцев, чтобы там нас осадили! 06 этом совете еще услышит от меня царь. Но о нем пойдет речь в другой раз. Теперь же не следует допускать бегства лакедемонян. Мы должны преследовать их, пока не настигнем и не заставим рассчитаться за все беды, которые они причинили персам”.

1 Фессалийские тираны считали себя потомками Гераклида Алевада.

59 После этого Мардоний перешел Асоп и поспешно повел персов вслед за убегающими, как он думал, эллинами. Он устремился, однако, только на лакедемонян и тегейцев. Афинян же, которые свернули в долину, он не мог заметить за холмами. Тогда остальные начальники варварских отрядов, увидев, что персы двинулись преследовать эллинов, тотчас же дали сигнал к выступлению и со всех ног пустились преследовать врагов, однако нестройно и без всякого порядка. Так, персы с криком и шумом бросились на эллинов, чтобы захватить их врасплох.

60 Павсаний же, лишь только началась атака конницы, послал всадника к афинянам с приказанием передать вот что: “Афиняне! Теперь, когда нам предстоит решительная борьба за то, быть ли Элладе свободной или порабощенной, мы, лакедемоняне, и вы, афиняне, покинуты союзниками на произвол судьбы, которые бежали прошлой ночью. Итак, теперь ясно, что надо делать: защищаться и помогать друг другу как только можем. Если бы конница сначала напала на вас, то нам и тегейцам, которые одни вместе с нами остались верными Элладе, нужно было бы помочь вам. Но так как теперь вся вражеская конница обратилась против нас, то вы по справедливости должны оказать помощь сильнее всего теснимой врагом части войска. Если же сверх ожидания окажется, что сами вы не в состоянии помочь, то окажите нам услугу, послав стрелков из лука [против конницы]. Мы знаем, что за время этой войны вы превзошли всех других храбростью. Поэтому, как мы надеемся, вы и теперь исполните эту просьбу”.

61 Услышав это, афиняне со всем войском выступили на помощь. Однако уже по дороге на них напали выстроенные против них эллины из стана царя. Афиняне не могли помочь спартанцам, так как им самим пришлось выдерживать натиск противника. Так-то лакедемоняне и тегейцы остались одни и приготовились к битве с Мардонием и его войском. Вместе с легковооруженными воинами лакедемоняне насчитывали 50000 человек, а тегейцы 3000 (они вовсе не хотели отделяться от лакедемонян). Лакедемоняне стали тогда приносить жертвы, однако счастливые жертвы не выпадали, и за это время успело пасть много воинов и еще больше было ранено. Персы, сомкнув свои плетеные щиты, беспрерывно осыпали эллинов градом стрел1. Спартанцы попали в тяжелое положение, а жертвы все выпадали неблагоприятные. Тогда Павсаний обратил взоры на святилище Геры у Платей и стал взывать к богине, умоляя ее не обмануть упований спартанцев.

1 Геродот описывает здесь тактику сакской пехоты, тактику сплоченного строя, в которой спартанцы не имели себе равных.

62 В то время как он еще так молился богине, тегейцы первыми поднялись и двинулись на варваров. Сразу же после молитвы Павсания жертвы для лакедемонян выпали благоприятные. Тогда и лакедемоняне наконец также пошли на персов. Персы же перестали пускать стрелы и выступили навстречу. Сначала схватка завязалась около укрепления из плетеных щитов. Когда же укрепление пало, начался долгий и жаркий бой у самого святилища Деметры, пока дело не дошло до рукопашной. Ибо варвары хватались за длинные копья [гоплитов] и ломали их. Персы не уступали эллинам в отваге и телесной силе; у них не было только тяжелого вооружения и к тому же еще боевой опытности. Не могли они сравниться с противником также и боевым искусством. Персы устремлялись на спартанцев по одному или собирались кучей по 10 человек и больше и погибали1.

1 Спартанские гоплиты были построены в фалангу, против которой персы без поддержки своей конницы были бессильны.

63 В том месте, где стоял сам Мардоний, который сражался на белом коне во главе отряда из 1000 самых храбрых воинов, персы сильнее всего теснили лакедемонян. Пока Мардоний оставался в живых, персы стойко держались и, храбро защищаясь, умертвили много спартанцев. Когда же Мардоний пал и был перебит [весь] отборный отряд его телохранителей, самых отважных воинов, тогда-то остальные персы повернули назад и бежали с поля битвы от лакедемонян. Потерпели же персы поражение главным образом потому, что у них не было тяжелого вооружения и они должны были сражаться легковооруженными против гоплитов1.

1 Причины поражения персов не в отсутствии у них тяжелого вооружения, как полагает Геродот (см.: С. Я. Лурье. История, стр. 208), а скорее в неудачной тактике. Преследуя греков, персы потеряли связь с отдельными отрядами, и битва прекратилась в отдельные стычки. Греческие гоплиты, даже разделенные на мелкие отряды, тотчас же смыкались и образовывали фалангу, о которую и разбивались атаки персов.

64 Так-то Мардоний искупил убиение Леонида, согласно предсказанию оракула спартанцам, и Павсаний, сын Клеомброта, внук Анаксандрида, одержал самую блестящую победу из всех известных нам. Я уже упомянул имена его более ранних предков вплоть до Леонида; ведь они у него с Леонидом одни и те же. Мардоний же пал от руки Аримнеста, влиятельного человека в Спарте. Впоследствии, уже после персидских войн, Аримнест во время Мессенской войны сражался при Стениклере1 с 300 воинов против всего мессенского войска и пал вместе со всеми этими воинами.

1 Битва при Стениклере относится к III Мессенской войне. Отряд 300 из представителей знатнейших спартанских семей был тогда полностью уничтожен.

65 Когда же при Платеях персы были разбиты лакедемонянами, то в беспорядке бежали в свой стан и за деревянное укрепление, которое они построили в Фиванской области. Меня удивляет, однако, как могло случиться, что в битве близ священной рощи Деметры ни один перс не вступил в священный участок или не умер там, тогда как около святилища на неосвященной земле пало очень много варваров. Впрочем, я предполагаю, если только допустимо делать предположение о божественном, что богиня сама не допустила их за то, что они предали огню ее святилище в Элевсине.

66 Так кончилась эта битва. Артабаз же, сын Фарнака, с самого начала был недоволен тем, что царь хотел оставить Мардония [в Элладе], а теперь также настойчиво отговаривал вступать в сражение, но тщетно. Артабаз был не согласен с распоряжениями Мардония и поступил вот как. Когда началась битва, исход которой Артабаз ясно предвидел, он отвел все свое войско по заранее обдуманному плану (а у него была немалая сила – около 40 000 человек). Затем Артабаз приказал всем идти столь же быстро, как и он сам, куда он их поведет. Отдав такой приказ, он повел войско как бы в бой. Когда же по дороге он узнал, что персы уже бегут, то перестал держать походный порядок и быстро помчался оттуда, но, впрочем, не к деревянному укреплению и не в город Фивы, а в Фокиду, чтобы как можно скорее добраться до Геллеспонта.

67 В то время как войско Артабаза бежало таким путем, остальные эллины в войске царя неохотно сражались [с эллинами]. Только беотийцы долго бились с афинянами. Ведь приверженцы персов среди фиванцев показали себя далеко не трусами, а, напротив, храбрыми воинами, так что от руки афинян пало 300 самых знатных и доблестных граждан1. Когда же и беотийцы не могли больше сопротивляться, то бежали в Фивы, однако не туда, куда бежали персы и все остальные полчища их союзников (эти даже и не сражались ни с кем и вообще ничем не отличились).

1 Фиванский отборный отряд из знатнейших фиванских семейств сражался мужественно, так как понимал, что поражение Мардония означает конец власти аристократии в Фивах.

68 Для меня очевидно, что вся мощь варваров держалась на персах, если уж до схватки с врагом все эти союзники бросились бежать при виде бегства персов. Таким образом, все варварское войско бежало, и только конница, главным образом беотийская, отважно билась с врагом, прикрывая отступление: не отрываясь от противника, она все время не допускала преследователей [подходить] к бегущим.

69 Итак, победители преследовали и убивали воинов Ксеркса. Между тем, как только началось бегство персов, весть о битве и о победе Павсания пришла к остальным эллинам, которые стояли у святилища Геры и не участвовали в битве. Тогда эллины в полном беспорядке устремились к святилищу Деметры, причем коринфяне и их соседи – по склонам [Киферона] и холмам дорогой, идущей прямо вверх, мегарцы же, флиунтцы и их соседи – через равнину по самой гладкой дороге. Когда же мегарцы и флиунтцы приблизились к неприятелю, на них бросились фиванские всадники, издали завидев спешащих в беспорядке врагов. Всадники во главе с Асоподором, сыном Тимандра, стремительно ударили по врагу и уложили на месте не менее 600 человек, остальных же преследовали и оттеснили на Киферон. Так они бесславно погибли.

70 Персы же и остальные полчища бежали в деревянное укрепление и успели занять башни до прихода лакедемонян. Сверху они защищали укрепление как могли лучше. Когда подошли лакедемоняне, завязалась ожесточенная схватка за деревянное укрепление. Защитники стойко держались, пока не подошли афиняне, и даже получили значительный перевес над лакедемонянами, так как те не умели осаждать крепостей. Но после прихода афинян началась жестокая и продолжительная борьба за укрепление. В конце концов благодаря упорству и отваге афинянам все же удалось взойти на стену и сделать пролом. Первыми проникли в крепость тегейцы, и они-то и разграбили шатер Мардония. Там, между прочим, они захватили конские ясли целиком из меди замечательно [искусной работы]. Эти ясли Мардония тегейцы посвятили в храм Афины Алеи. Остальную же добычу они снесли в то же место, что и прочие эллины. Варвары же после падения стены уже не держали боевого порядка и никто из них “не вспомнил бурной силы”1. Тысячи людей метались, загнанные страхом в узкое пространство, и эллины легко могли их перебить: так что из всего трехсоттысячного войска, не считая 40000, с которыми бежал Артабаз, не осталось в живых даже и 3000 человек. Лакедемонян же из Спарты пало в этой битве всего 91 человек, тегейцев 16, а афинян 522.

1 Гомеровское выражение. Ср.: Илиада VI, 112.
2 Данные Геродота о числе павших греков, вероятно, восходят к надписям на надгробных памятниках на месте битвы. Незначительность потерь греков не соответствует данным о численности их боевых сил. Численность потерь персов сильно преувеличена по сравнению с числом павших греков.

71 В войске варваров наиболее отличились пешие персидские воины и конница саков, а из отдельных бойцов – Мардоний. Среди эллинов же лакедемоняне превосходили доблестью тегейцев и афинян, хотя и эти также сражались отважно. Впрочем, я заключаю об этом лишь потому (так как ведь и другие все одолели своих противников), что спартанцы напали и одержали верх над лучшей частью персидского войска. И самым доблестным из всех бойцов, по нашему мнению, безусловно был тот Аристодем, который только один из 300 воинов спасся при Фермопилах и за это подвергся позору и бесчестию. После него более всех отличились Посидоний, Филокион и спартанец Амомфарет. Впрочем, когда однажды в беседе зашла речь, кому из них отдать первенство, то присутствующие спартанцы полагали, что Аристодем бился, как исступленный, выйдя из рядов, и совершил великие подвиги потому лишь, что явно искал смерти из-за своей вины. Посидоний же, напротив, стал доблестным мужем не оттого, что искал смерти. Поэтому-то он и доблестнее Аристодема. Впрочем, так они могли сказать из зависти. Все эти упомянутые мною воины из числа павших в этой битве, кроме Аристодема, который искал смерти по названной причине, получили великие почести.

72 Эти воины при Платеях стяжали себе неувядаемую славу. Калликрат же пал не в самой битве. Это был самый красивый воин в тогдашнем войске эллинов, и не только у лакедемонян, но и среди всех эллинов. Калликрат сидел на своем месте в строю, в то время когда Павсаний приносил жертвы, и был ранен стрелой в бок. И вот, когда остальные уже вступили в бой, его унесли. Калликрат мучительно боролся со смертью и сказал Аримнесту из Платей: “Меня тревожит не то, что я должен умереть за Элладу, а то, что мне не довелось в рукопашной схватке с врагом совершить какой-либо достойный подвиг, к чему я так стремился”.

73 Среди афинян, говорят, прославился Софан, сын Евтихида из селения Декелеи, именно из тех декелейцев, которые совершили некогда, по рассказам самих афинян, подвиг, спасительный для них на вечные времена. Именно, когда встарь Тиндариды в поисках похищенной Елены с большой ратью вторглись в Аттическую землю и разорили селения, так как не знали, где скрыта Елена, тогда, по преданию, декелейцы (по другим же – сам Декел) с досады на буйное насилие Тесея и в страхе за всю Аттическую землю открыли все Тиндаридам и показали им дорогу в Афидны. А это селение предал Тиндаридам Титак, коренной житель этих мест. В награду за этот поступок декелейцы пользуются в Спарте (вплоть до сего дня) освобождением от налогов и правом на почетное место [во время праздников]. Даже еще во время войны, которая случилась много лет спустя после упомянутых событий у афинян с пелопоннесцами, лакедемоняне, опустошив остальную Аттику, пощадили Декелею1.

1 Здесь Геродот говорит о походе Архидама в 430 и 431 г. до н. э„ когда спартанцы систематически опустошали Аттику.

74 Из этого-то селения и происходил Софан, который отличился тогда в афинском войске. О нем существует двоякое предание. По одному рассказу, он носил на панцирном поясе прикрепленный медной цепью железный якорь. Якорь этот он всегда выбрасывал, подходя к неприятелю, чтобы нападающие враги не могли его сдвинуть с места в строю. Если же враги бежали, то он брал якорь и так преследовал их. Так гласит одно предание. По другому же рассказу, который расходится с первым, Софан носил знак якоря на своем постоянно вертящемся, всегда подвижном щите, а вовсе не настоящий железный якорь на поясе.

75 Софан совершил еще один славный подвиг: во время осады афинянами Эгины он вызвал на поединок аргосца Еврибата, победителя в пятиборье, и убил его. Впоследствии самого отважного Софана постигла печальная судьба: в войне за золотые копи1, будучи военачальником афинян вместе с Леагром, сыном Главкона, он пал при Дате от руки эдонян.

1 Война с Фасосом за золотые рудники на фракийском побережье началась в 466 г. до н.э. и кончилась победой афинян.

76 Когда эллины разбили варваров при Платеях, к ним добровольно явилась некая женщина, наложница перса Фарандата, сына Теаспия. Узнав о поражении персов и о победе эллинов, она вместе со своими служанками, надев множество золотых украшений и самые красивые одежды, которые у нее были, сошла с повозки и направилась пешком к лакедемонянам, бывшим в это время еще “на побоище свежем”. Заметив, что всем руководит Павсаний (а имя его и род и раньше были ей хорошо известны, так как ей часто приходилось о нем слышать), женщина признала его за Павсания. Затем, обняв колени Павсания, она сказала вот что: “Царь Спарты! Избавь меня, просительницу, от плена и рабства. Ведь ты уже совершил многое, уничтожив этих людей, которые не почитают ни демонов, ни богов! Я – родом из Коса, дочь Гегеторида, сына Антагора. Силой похитили меня на Косе, и обладал мною этот перс”. Павсаний же отвечал ей так: “Не бойся, женщина, так как просительнице [не причинят зла], если ты к тому же говоришь правду и ты действительно дочь Гегеторида из Коса, моего лучшего друга, гостеприимца в тех краях”1. Так он сказал и поручил ее попечению присутствовавших эфоров, а потом отослал на Эгину, куда она сама желала отправиться.

1 Кос был дорийским островом, с которым спартанцы поддерживали связи даже при персидском владычестве.

77 Тотчас после ухода этой женщины прибыли мантинейцы, когда с врагами все было уже кончено. Когда они узнали, что опоздали к битве, то весьма опечалились и объявили, что заслуживают наказания. Услышав о бегстве персов во главе с Артабазом, мантинейцы вызвались преследовать неприятелей до Фессалии. Однако лакедемоняне не позволили преследовать бегущих. Тогда мантинейцы возвратились назад в свою страну и изгнали своих военачальников. После мантинейцев пришли еще элейцы и так же, как мантинейцы, с огорчением вернулись домой. По возвращении они также изгнали своих военачальников. О мантинейцах и элейцах сказано достаточно.

78 В войске эгинцев при Платеях был некто Лампон, сын Пифея, один из самых знатных людей на Эгине. Он обратился к Павсанию с нечестивейшим предложением. Торопливо подбежав к Павсанию, Лампон сказал вот что: “Сын Клеомброта! Ты совершил подвиг небывалый, столь велик он и славен. Божество помогло тебе как спасителю Эллады стяжать величайшую славу среди всех эллинов, о которых мы знаем. Теперь тебе остается довершить остальное, чтобы слава твоя возросла еще больше и чтобы варвары впредь не осмелились творить такие беззакония эллинам. Ведь Мардоний и Ксеркс велели отрубить голову павшему при Фермопилах Леониду и пригвоздить к столбу. Если ныне ты воздашь тем же Мардонию, то за это тебя превознесут хвалами не только спартанцы, но и прочие эллины. Ведь пригвоздив к столбу Мардония, ты отомстишь за своего дядю Леонида”.

79 Такими словами Лампон думал угодить Павсанию, а тот ответил ему так: “Друг-эгинец! Я ценю твою благосклонность и проницательность. Однако ты ошибся, дав свой добрый совет. Сперва ведь ты высоко превозносишь меня, мой родной город и мой подвиг, а затем низвергаешь меня во прах: ты советуешь мне осквернить покойника, и если я это сделаю, то моя слава, как ты думаешь, возрастет. А так поступать приличествует скорее варварам, чем эллинам, и за это-то мы их и порицаем. Такой ценой я вовсе не желаю купить одобрения эгинцев и тех, кому подобные предложения по душе. С меня довольно и похвал лакедемонян за то, что я поступаю и говорю справедливо и честно. Что до Леонида, отомстить за которого ты призываешь, то он, мне думается, вполне отомщен. Он сам вместе со всеми остальными павшими при Фермопилах почтен бесчисленным множеством душ убитых здесь врагов. А ты впредь не являйся ко мне с подобными предложениями и будь благодарен, что на сей раз это тебе сошло благополучно”.

80 Услышав такой ответ, Лампон удалился, а Павсаний велел глашатаю объявить, чтобы никто не смел присваивать себе добычи, и приказал илотам снести сокровища в одно место. Илоты же рассеялись по персидскому стану и нашли шатры, убранные золотом и серебром, позолоченные и посеребренные ложа, золотые сосуды для смешения вина, чаши и другие питьевые сосуды. На повозках они отыскали мешки с золотыми и серебряными котлами. С павших врагов они снимали запястья, ожерелья и золотые мечи, а на пестрые вышитые одеяния варваров никто даже и не обращал внимания. Илоты похищали много драгоценностей и затем продавали эгинцам, но много добра им пришлось все-таки сдать, так как его невозможно было спрятать. Отсюда-то и происходит великое богатство эгинцев, которые покупали у илотов золото [и платили за него], как будто это была медь.

81 Когда добыча была собрана, эллины отделили десятую часть дельфийскому богу. Из этой десятины был [сделан и] посвящен золотой треножник, который стоит в Дельфах на трехглавой медной змее непосредственно у алтаря1. И олимпийскому богу они отделили десятую часть добычи, из которой [сделали и] посвятили медную статую Зевса в 10 локтей высоты, а также и истмийскому богу, [отделив десятую часть], посвятили медную статую Посейдона в 7 локтей высоты. После этого распределили [между собой] всю остальную добычу: персидских наложниц, золото, серебро, прочие ценности и вьючных животных. Каждый получил то, что ему подобало. А сколько дали сверх этого воинам, особо отличившимся при Платеях,– об этом мне никто не мог ничего сказать. Впрочем, как я думаю, им были даны [почетные дары]. Павсаний же получил всего вдесятеро больше: женщин, коней, талантов, верблюдов, а также и других ценностей.

1 Знаменитый треножник стоит теперь в Константинополе на площади Мейдан. Имена городов, участвовавших в битве, еще теперь можно прочесть на нем.

82 Передают еще вот что: после бегства из Эллады Ксеркс оставил Мардонию свою домашнюю утварь. Когда же Павсаний увидел шатер Мардония с золотой и серебряной утварью и пестрыми коврами, он приказал хлебопекам и поварам приготовить такой же обед, как они обычно готовили Мардонию. Те принялись выполнять приказание. Зрелище пышно устланных мягкими коврами золотых и серебряных ложей, золотых и серебряных столов с роскошно приготовленным обедом и всего этого великолепия и роскоши яств привело Павсания в изумление. В шутку он приказал своим слугам приготовить так же и лаконский обед. Разница между обоими обедами оказалась большая, и Павсаний, засмеявшись, велел пригласить эллинских военачальников. Когда те собрались, Павсаний, указывая им на оба обеда, сказал: “Эллины! Я собрал вас, чтобы показать безрассудство этого предводителя мидян, который живет в такой роскоши и все-таки пришел к нам, чтобы отнять наши жалкие крохи”. Это, как говорят, были слова Павсания эллинским военачальникам.

83 После этого платейцы находили еще много ящиков с золотом, серебром и другими драгоценностями. Впоследствии, когда платейцы собрали кости в одну кучу, на скелетах павших обнаружили вот что: нашли череп без единого шва, состоящий из одной кости; отыскали также челюсть, именно верхнюю, со сросшимися зубами: все резцы и коренные зубы состояли сплошь из одной кости. Кроме того, были найдены кости человека ростом в 50 локтей.

84 Тело Мардония на другой день после битвы исчезло. Кто его похитил, я точно сказать не могу. Я слышал, правда, про многих людей из разных городов, будто они предали земле прах Мардония, и знаю, что за это они получили богатые дары от сына Мардония Артонтеса. Но кто именно из них тайно похитил и похоронил тело Мардония – этого я точно узнать не мог. Ходит, впрочем, слух, что это был Дионисофан из Эфеса. Во всяком случае Мардоний был погребен тайно.

85 Эллины же после раздела платейской добычи приступили к погребению павших – каждый город своих. Лакедемоняне выкопали три могилы. В одной они похоронили иренов1 (в их числе были Посидоний, Амомфарет, а также Филокион и Калликрат); в другой – всех остальных спартанцев, а в третьей – илотов. Так погребали [своих воинов] спартанцы. Тегейцы же хоронили своих воинов отдельно, но всех в одной могиле; также и афиняне – своих воинов вместе, то же и мегарцы и флиунтцы – своих воинов, изрубленных [вражескими] всадниками. Во всех этих могилах действительно были тела павших. Что же касается могил прочих эллинов, которые еще можно видеть у Платей, то это, как я узнал,– пустые курганы (эти курганы насыпали отдельные эллинские города, стыдясь перед потомством своего неучастия в битве). Есть там и так называемая могила эгинцев, которую даже спустя десять лет после битвы насыпал по их просьбе гостеприимец эгинцев Клеад, сын Автодика из Платей.

1 Ирены — спартанцы в возрасте от 20 до 30 лет. Только после 30 лет спартанцы переходили в разряд “мужей” и становились полноправными гражданами.

86 После погребения павших при Платеях эллины решили на совете тотчас же идти на Фивы и требовать выдачи сторонников персов, и прежде всего Тимегенида и Аттагина, главарей персидской партии. В случае же отказа фиванцев было постановлено не снимать осады города, пока не возьмут его. Так они решили и на одиннадцатый день после битвы подошли к Фивам и осадили город, требуя выдачи этих людей. Фиванцы же отказались, и тогда эллины принялись опустошать их землю и штурмовать стену.

87 Так как опустошения продолжались, то на двадцатый день Тимегенид сказал фиванцам так: “Фиванцы! Поскольку эллины приняли решение не снимать осады, пока не возьмут Фивы или пока вы не выдадите нас, то пусть Беотийская земля из-за нас больше не страдает. Если их требование – только предлог, чтобы вымогать деньги, то давайте дадим деньги из государственной казны (ведь мы держали сторону персов вместе с общиной, а вовсе не одни). Если же эллины ведут осаду города, действительно желая захватить нас, то мы сами сумеем оправдаться перед ними”. Фиванцы нашли эти слова совершенно правильными и полезными и тотчас же через глашатая сообщили Павсанию, что желают выдать этих людей.

88 Когда на таких условиях был заключен договор, то Аттагин бежал из города. Детей его привели к Павсанию, но тот объявил их невиновными, указав на то, что дети не причастны к дружбе отца с персами. Другие же [сторонники персов], выданные фиванцами, рассчитывали оправдаться и были уверены, что сумеют спастись от беды, [откупившись] деньгами. А Павсаний, когда они попали в его руки, подозревая такие замыслы, распустил союзное войско, а их велел отвести в Коринф и там казнить. Вот что произошло при Платеях и Фивах1.

1 Фивы были еще более ожесточенным врагом Афин, чем Коринф. Олигархическая партия в Фивах была на стороне персов. Геродот клевещет на фиванцев, будто они перешли во время боя при Фермопилах к персам, но все-таки предателей царь Ксеркс велел за это якобы заклеймить как рабов. Эта клевета справедливо возмущала еще Плутарха. Геродот желает обелить детей Аттагина, с которыми он был, вероятно, знаком во время пребывания в Фивах, и поэтому Павсаний произносит знаменитую формулу: “Сын за отца не отвечает”.

89 Между тем Артабаз, сын Фарнака, продолжал свое бегство из-под Платей и был уже далеко. Когда он пришел в Фессалию, то фессалийцы пригласили его в гости и спросили об остальном войске, так как они еще ничего не знали о Платейской битве. Артабаз же понял, что подвергается опасности погибнуть вместе с войском, если расскажет чистую правду о битве. Он полагал, что любой теперь может на него напасть, узнай только, что там случилось. Рассуждая таким образом, он совершенно умолчал потом об этом фокийцам, а фессалийцам сказал вот что: “Я, фессалийцы, как видите, тороплюсь как можно скорее прибыть во Фракию, а спешу я потому, что послан с этим отрядом туда из нашего стана с поручением. Мардоний с войском идет за мной по пятам и скоро прибудет к вам. Примите его как гостя благосклонно и окажите внимание. Поступив так, вы со временем не раскаетесь”. После этого он быстро повел войско через Фессалию и Македонию непосредственно во Фракию, прямым путем через внутреннюю часть страны, как человек, действительно спешащий. Затем он прибыл в Византий с большими потерями в людях, умерщвленных в пути фракийцами или павших от голода и изнеможения. Из Византия же Артабаз переправился [через пролив] на кораблях. Так он возвратился в Азию.

90 В день поражения персов при Платеях произошла как раз и битва при Микале в Ионии. В то время как эллинский флот под начальством лакедемонянина Левтихида стоял у Делоса, прибыли послы с Самоса: Лампон, сын Фрасикла, Афинагор, сын Архестратида, и Гегесистрат, сын Аристагора, отправленные втайне от персов и тирана Феоместора, сына Андродаманта, которого персы поставили тираном Самоса. Когда послы явились к военачальникам, то взял слово Гегесистрат. Он выступил с длинной речью и на разные лады объяснял, что лишь только ионяне увидят эллинский флот, то сразу же поднимут восстание против персов. К тому же варварский флот вовсе не ожидает появления врага. Если же эллины не решатся [напасть на варваров], то второго такого удачного случая они уже не встретят. Заклиная эллинов общими богами, Гегесистрат побуждал их спасти ионян от рабства и помочь им защититься от варваров. Эллинам, по его словам, это легко сделать, так как корабли у варваров плохие и не подстать эллинским. Если же эллины опасаются хитрости или измены, то они готовы плыть заложниками вместе с ними на кораблях.

91 Так как самосский гость так настойчиво излагал свою просьбу, то Левтихид задал ему вопрос – хотел ли спартанец [этим вопросом] получить [счастливое] предзнаменование или же бог случайно его надоумил: “Как твое имя, гость из Самоса?”. А тот отвечал: “Гегесистрат”. Тогда Левтихид прервал его, не дав окончить речь, и сказал: “Я принимаю это [имя Гегесистрата] как счастливое предзнаменование. А ты теперь поклянись вместе со своими спутниками, что самосцы действительно будут нам верными союзниками, и возвращайся домой”1.

1 Спартанцы и здесь стояли во главе Эллинского союза. Спартанский царь своей властью принимает самосцев в Эллинский союз.

92 От слов он перешел к делу: самосцы тотчас же принесли клятву на верность союзу с эллинами. Затем самосцы отплыли, а Гегесистрату Левтихид приказал плыть вместе с эллинским флотом, считая его имя счастливым предзнаменованием. Эллины же подождали еще день, а на следующий день получили счастливые знамения. Жрецом-прорицателем был у них Деифон, сын Евения из Аполлонии, что лежит в Ионийском заливе. С отцом его случилось вот какое [удивительное] происшествие.

93 Есть в этой Аполлонии посвященное Солнцу стадо овец. Днем оно пасется у реки, которая течет с горы Лакмона через Аполлонийскую область и затем у гавани Орик впадает в море1. Ночью же стадо стерегут богатые и знатные граждане города. Выбирают из них каждого сторожем на год. Аполлонийцы ведь весьма дорожат этими овцами в силу какого-то прорицания. Ночуют эти овцы в какой-то пещере вдали от города. Здесь-то этот Евений и был выбран стеречь овец. Как-то раз он проспал свою стражу, а волки забрались в пещеру и растерзали около 60 овец. Евений же заметил потерю овец, но хранил молчание и никому не говорил об этом, так как думал подменить овец, купив других. Однако дело это не удалось скрыть от аполлонийцев. Они узнали [об этом], тотчас привели Евения в суд и приговорили за то, что проспал свою стражу, лишить его зрения. Затем сразу же после того, как Евений был ослеплен, овцы перестали ягниться, а земля – приносить плоды. В Додоне и в Дельфах, где аполлонийцы вопрошали оракул о причине такой напасти, они получили в ответ изречение: они виноваты в том, что несправедливо лишили зрения стража священных овец Евения (ведь это сами боги послали волков), и бедствия Аполлонии не прекратятся до тех пор, пока аполлонийцы не дадут удовлетворения, какое он сам потребует и назначит, за содеянное ему зло. А после этого сами боги наделят Евения даром, за который много людей будут его почитать блаженным.

1 Имеется в виду совр. р. Семени.

94 Такие изречения оракула были даны аполлонийцам. А те держали ответ оракула втайне и поручили нескольким горожанам исполнить повеление бога. Выполнили же горожане это поручение вот каким образом. Они присели на скамью к Евению, когда тот сидел [на рынке], и, заговорив с ним о том о сем, под конец выразили сожаление о его беде. Когда беседа исподволь дошла до этого, посланцы спросили слепца, что он потребует от аполлонийцев, если те захотят дать ему удовлетворение за причиненное зло. Евений же, ничего не слышав об оракуле, назвал участки двоих горожан, считая их самыми лучшими в городе, и, кроме того, дом, как он думал, самый красивый в городе. Если ему дадут то и другое, добавил Евений, то впредь он не будет гневаться на них и сочтет этот дар достаточным удовлетворением. Так он сказал, а те, что сидели с ним, ответили: “Хорошо, Евений! Это удовлетворение дают тебе аполлонийцы по воле оракула за то, что они ослепили тебя”. А Евений, когда узнал все это дело, пришел в негодование за то, что его так перехитрили. Аполлонийцы же купили у владельцев [землю и дом], выбранные им, и подарили ему. Через немного времени после этого Евению был ниспослан божественный дар пророчества, и он стал знаменитым прорицателем.

95 Сын этого-то Евения Деифон (его привели с собой коринфяне) и прорицал теперь, [принося жертвы] для войска. Я слышал, впрочем, еще вот какой рассказ, будто этот Деифон выдавал себя за сына Евения и бродил по всей Элладе. Пользуясь [знаменитым] именем, он изрекал прорицания за плату.

96 Так как знамения [при жертвоприношении] выпали счастливые, то эллины отплыли с Делоса на Самос. Когда они были уже близ Калам в Самосской области, то бросили там якорь у святилища Геры и стали готовиться к бою. А персы, узнав о приближении эллинов, также вышли в море, но поплыли с остальными кораблями к материку (финикийские же корабли они отослали домой). Они решили не вступать в бой с эллинами, полагая, что их силы не равны эллинским. Отплыли же варвары к материку под защиту части сухопутного войска в Микале (эта часть войска по приказанию Ксеркса была оставлена сзади главных сил и стояла там для защиты Ионии). Численность этого войска составляла 60 000 человек. Во главе его стоял Тигран, превосходивший всех персов красотой и статностью. Под защиту этого войска и решили стать начальники флота, а именно, вытащить на берег корабли и там построить укрепление для защиты кораблей и собственной безопасности1.

1 Персы при Микале ограничивались обороной. Главные силы персов были, вероятно, брошены на подавление восстания в восточной части Персии.

97 С этой-то целью персы и вышли в море. Когда они, миновав святилище Владычиц, прибыли в область Гесона и Сколопоента, где стоит святилище Деметры Элевсинской (его воздвиг Филист. сын Пасикла, когда он вместе с Нелеем, сыном Кодра, основал Милет), то вытащили корабли на берег. Затем варвары построили там укрепление [в виде вала] из камней и бревен кругом кораблей, вырубив фруктовые деревья и окружив вал острым частоколом, и приготовились как к победе, так и к поражению, ибо благоразумно рассчитывали на то и на другое.

98 А эллины, получив известие об отплытии варваров к материку, раздраженные их бегством, были в нерешительности, что им предпринять: возвращаться ли назад или плыть к Геллеспонту. Наконец решили: не делать ни того, ни другого, а плыть к материку. Итак, они заготовили [абордажные] сходни и все, что нужно для морской битвы, и поплыли к Микале. Подойдя к стану персов, эллины не заметили [в море] ни одного вражеского корабля, но увидели на берегу корабли за укрепленным валом, а вдоль побережья – огромное войско, выстроенное в боевом порядке. Тогда Левтихид, который плыл на своем корабле ближе всего к берегу, велел сначала глашатаю обратиться к ионянам с такими словами: “Ионяне! Кто из вас слышит меня, заметьте мои слова (персы ведь не понимают ничего из того, что я вам предлагаю). Когда начнется битва, пусть каждый из вас помнит прежде всего о своей свободе, а потом слушает наш боевой клич: «Гера!». А кто теперь меня не слышит, тому пусть передаст это слышавший меня”. Этот призыв Левтихида был задуман с той же целью, как и обращение Фемистокла к ионянам при Артемисии: если варвары не услышат этих слов, тогда ионяне послушаются эллинов или же, если их передадут варварам, то те не будут доверять эллинам.

99 После этого призыва Левтихида эллины поступили вот как: причалив корабли, они высадились на берег и построились там в боевом порядке. Персы же, увидев, что эллины готовятся к битве и договорились с ионянами, сначала обезоружили самосцев, подозревая их в сочувствии эллинам (ведь когда на Самос прибыли на кораблях варваров афинские пленники, оставшиеся в Аттике и захваченные воинами Ксеркса, то самосцы выкупили их и отправили всех в Афины, снабдив на дорогу запасом продовольствия. Этот-то поступок самосцев, именно то, что они выкупили 500 человек врагов, и возбудил больше всего подозрение персов). Затем персы поручили милетянам прикрывать проходы, ведущие к вершинам Микале, якобы потому, что милетяне лучше всего знают местность. На самом же деле – чтобы удалить их из стана. Так персы старались принимать такие меры предосторожности против тех ионян, которых считали способными поднять восстание. Сами же персы сомкнули свои плетеные щиты как прикрытие против врага.

100 А эллины, закончив приготовления, двинулись на варваров. Когда же они пошли, то по всему войску внезапно распространился слух и был виден лежащий на взморье жезл глашатая. Стала распространяться из уст в уста молва [о том], что эллины одолели войско Мардония в Беотии. По многим признакам совершенно ясно видна тут божественная воля в земных делах, если тогда, хотя день Платейской битвы совпал с днем битвы при Микале, слух о победе распространился среди эллинов и дух войска от этого и его воинственный пыл поднялись еще выше.

101 Случайно совпало еще и другое, именно вот что: поблизости от обоих полей битвы находятся священные участки Деметры Элевсинской. И действительно, битва при Платеях разыгралась, как я уже сказал раньше, у самого храма Деметры, и при Микале теперь битва должна была произойти точно так же [у самого святилища Деметры]. А слух о победе эллинов во главе с Павсанием оказался совершенно правильным, потому что поражение персов при Платеях случилось уже ранним утром, а битва при Микале – к вечеру. Вскоре после этого подтвердилось также, что обе битвы произошли в тот же день месяца. Однако, пока молва об этом не распространилась, эллины были в страхе, правда, не столько за себя, сколько за эллинов [на родине], как бы Мардоний не сокрушил Элладу. Теперь же, когда молва распространилась с быстротой молнии, эллины тем смелее и быстрее шли в бой. Так спешили эллины и варвары в бой, так как наградой [за победу] были острова и Геллеспонт1.

1 Целью военных операций греков было освобождение эгейских островов и открытие Геллеспонта для подвоза хлеба с Черного моря. Об освобождении ионян в Малой Азии греки еще тогда не думали.

102 Путь афинян и их соседей (до половины боевой линии) шел берегом и по ровной местности, а лакедемоняне и стоявшие за ними [в строю] воины должны были идти ущельем и горами. В то время как лакедемоняне еще обходили горы, афиняне и их соседи на правом крыле уже бились с врагом. Пока у персов стояло их прикрытие из плетеных щитов, они храбро защищались и не уступали неприятелям. Когда же афиняне и их соседи, придавая бодрости друг другу, стали нападать еще более яростно, чтобы самим решить дело, а не лакедемонянам, тогда сражение приняло уже другой оборот. Эллины прорвали плетеное прикрытие и всей массой стремительно бросились на персов, которые, правда, и теперь еще выдерживали натиск и довольно долго защищались, но под конец бежали в укрепление. Тогда афиняне, коринфяне, сикионцы и трезенцы (в таком порядке они стояли в строю), устремившись по пятам за врагом, ворвались в укрепление. А после взятия укрепления варвары уже больше не думали о сопротивлении и все, кроме персов, обратились в бегство. Персы же продолжали сопротивление маленькими отрядами против беспрерывного натиска эллинов. Два персидских военачальника также обратились в бегство, а два погибли. Бежали Артаинт и Ифамитра, предводители флота, а Мардонт и Тигран, начальники сухопутного войска, пали в битве.

103 Персы еще сражались, когда наконец появились лакедемоняне и их спутники [на левом крыле] и довершили победу. В этой битве пало также много эллинов, в особенности сикионцев. Пал и их предводитель Перилай. Самосский же отряд в мидийском войске, обезоруженный персами, лишь только заметил, что победа склоняется на сторону эллинов, делал все возможное, чтобы помочь эллинам. Остальные ионяне также последовали примеру самосцев: они изменили персам и напали на варваров,

104 Милетянам же персы поручили охрану проходов, чтобы на случай поражения (что и случилось в действительности) они могли бы найти убежище на высотах Микале под прикрытием и предводительством милетян. Для этой-то охраны милетян и поставили на этот пост и отослали из стана, чтобы предотвратить восстание. Однако милетяне поступили как раз против приказаний: они повели отступающих персов другими дорогами (дороги эти приводили персов к врагам) и в конце концов стали открыто, как злейшие враги, умерщвлять персов.

105 В этой битве особенно отличились афиняне, а среди афинян – Гермолик, сын Евфена, весьма искусный в кулачном бою и борьбе. Этого Гермолика постигла впоследствии [печальная участь]: во время войны афинян с каристийцами он пал в битве при Кирне в каристийской земле и покоится в Гересте. После же афинян больше всего отличились коринфяне, трезенцы и сикионцы.

106 Прикончив большую часть варваров в сражении или во время бегства, эллины предали затем огню все их корабли и укрепление. Потом они вытащили добычу на берег, причем нашли несколько [ящиков] военной казны персов. После сожжения крепости и кораблей эллины вышли в море. По прибытии на Самос эллины держали совет о переселении ионян [из их страны]: о том, в какую именно часть занимаемой эллинами области следовало бы переселить их, так как Ионию нужно было оставить варварам. Они считали ведь совершенно невозможным все время защищать ионян, но тем не менее без такой защиты не было надежды на то, что ионяне смогут безнаказанно отпасть от персов. Поэтому высшие власти пелопоннесцев предложили изгнать эллинские племена, стоявшие на стороне персов, из их торговых портов, а землю их отдать ионянам. Афиняне же, напротив, вообще не хотели и слышать об оставлении Ионии и не желали даже позволить пелопоннесцам держать совет об афинских поселениях в Ионии. А так как афиняне были решительно против этого предложения, то пелопоннесцам пришлось все-таки уступить. Так-то были приняты в эллинский союз также самосцы, хиосцы и лесбосцы и прочие островитяне, сражавшиеся вместе с эллинами. Они должны были принести клятву в том, что будут верны и не изменят союзу. Взяв эту клятву, эллины отплыли в Геллеспонт.

107 Части варваров, хотя и незначительной, оттесненной на вершины Микале, все же удалось спастись и благополучно добраться до Сард. В пути Масист, сын Дария, который участвовал в злополучном сражении, стал осыпать Артаинта, главного начальника [в этой битве], горькими упреками. Между прочим, Масист говорил, что тот трусливее бабы [и виновен в поражении], так как плохо руководил битвой и заслуживает тягчайшей кары за то, что опозорил царский дом (у персов нет более страшного поношения, чем если кто скажет кому-нибудь, что тот трусливее женщины). Артаинт же долго терпеливо молчал и наконец, распалившись гневом, выхватил [персидский] меч, чтобы прикончить Масиста. А Ксенагор, сын Праксилая, галикарнассец, стоявший сзади Артаинта, заметил, что тот бросается на Масиста; схватив его поперек туловища, он поднял и затем бросил наземь. В это время [подбежавшие] телохранители заслонили Масиста. Этим поступком Ксенагор заслужил великую благодарность как самого Масиста, так и Ксеркса: он ведь спас царского брата. За этот подвиг царь сделал Ксенагора правителем Киликии. Впрочем, кроме этого, больше с ними не случилось в пути никаких происшествий, и персы [благополучно] прибыли в Сарды1.

1 Ксеркс провел зиму в Сардах, подготовляя новый поход на Грецию (в феврале 478 г. до н.э. Ксеркс еще находился в Сардах).

108 А царь все еще пребывал в Сардах с того времени, как он, потерпев поражение в морской битве, бежал из Афин [в Азию]. Тогда-то, будучи в Сардах, Ксеркс воспылал страстью к супруге Масиста, которая также находилась там. Хотя он и посылал к ней [вестников], но ее оказалось невозможно склонить [к измене]. Применить же насилие царь не хотел из уважения к брату Масисту. То же самое чувство [уважения] удерживало и эту женщину; она прекрасно знала, что ее не принудят силой. Так как у Ксеркса не было больше других средств [овладеть этой женщиной], то он устроил свадьбу своего сына Дария и дочери этой женщины и Масиста. Этим царь надеялся скорее достичь своей цели. Свадьба была совершена с обычными обрядами, и [после этого] Ксеркс возвратился в Сусы. По прибытии туда царь принял в свой дом [молодую] супругу Дария. Тогда он почувствовал охлаждение к супруге Масиста: теперь, изменив свои чувства, Ксеркс воспылал любовью к супруге Дария, дочери Масиста, которая ему и отдалась. Имя этой женщины было Артаинта.

109 Через несколько времени, однако, супружеская неверность [жены Дария] открылась вот каким путем. Аместрида, супруга Ксеркса, подарила царю пестрый, удивительной красоты плащ, который она сама выткала. Ксеркс с радостью надел его и пошел к Артаинте. Насладившись этой женщиной, царь сказал ей, что она может просить у него все, что хочет в награду за любовь: он готов исполнить любую ее просьбу. Артаинта же отвечала Ксерксу (и это послужило причиной ее собственной гибели и гибели всего дома): “Дашь ли ты мне действительно все, что я ни попрошу?”. Ксеркс, который менее всего ожидал от нее такой просьбы, обещал клятвенно. Когда же царь поклялся, Артаинта смело потребовала его плащ. Ксеркс стал тогда придумывать всевозможные отговорки, не желая отдавать плащ не по какой-либо иной причине, а только из страха перед Аместридой. А царица уже и раньше питала подозрения [в неверности], а теперь поймала бы его на месте преступления. Царь же стал предлагать Артаинте в дар города, несметное количество золота и войско, во главе которого будет стоять только она одна (у персов войско считается великолепным даром). Однако Ксеркс не мог убедить эту женщину, и ему пришлось подарить ей плащ. А та, весьма обрадовавшись подарку, стала носить и красоваться в нем.

110 Аместрида услышала, что плащ у Артаинты. Разузнав затем [подробно] о происшествии, царица обратила свой гнев не на эту женщину, так как предполагала виновницей и исполнительницей этого дела ее мать, а замыслила погубить супругу Масиста. Аместрида выждала время, когда ее супруг Ксеркс давал царский пир. Этот пир бывает раз в году в день рождения царя. По-персидски этот пир называется “тикта”, что на греческом языке значит “отличный”1. Только в этот день царь умащает свою голову и одаривает персов. Этот-то день и выждала Аместрида и потребовала у Ксеркса отдать ей в подарок супругу Масиста. Ксеркс нашел это требование выдать жену брата недостойным и возмутительным, которая к тому же была совершенно невиновна в этом деле. Царь ведь хорошо понимал, зачем она обратилась к нему с такой просьбой.

1 “Тикта” — персидское слово для названия праздника — дня рождения или вступления на престол царя.

111 Между тем царица стала настойчиво добиваться [исполнения своей просьбы], и царю пришлось (на царском пиру царю нельзя никому отказывать в просьбе) наконец, правда весьма неохотно, дать согласие. Затем, отдав эту женщину во власть Аместриды, Ксеркс поступил так. Позволив царице делать со своей жертвой все, что она хочет, он послал за братом и сказал ему вот что: “Масист! Ты – сын Дария и мой брат, да к тому же и доблестный муж. Так вот, отпусти свою супругу, с которой ты живешь, а я дам тебе в жены вместо нее мою дочь. Пусть она будет твоей супругой. Твою же теперешнюю супругу отпусти: мне не угодно, чтобы ты жил с нею”. Масист же, пораженный такими словами Ксеркса, ответил так: “Владыка! Какие бесполезные речи заводишь ты со мною! Ты повелеваешь мне оставить супругу, от которой у меня есть сыновья и дочери (одну из них ты дал в жены даже собственному сыну), супругу, столь любезную моему сердцу, и взять в жены твою дочь? Нет, царь! Сколь ни велика для меня честь, которой ты меня удостоил, стать мужем твоей дочери, но все же я не сделаю ни того, ни другого. Не принуждай же меня силой, так как тебе это вовсе не нужно. Для твоей дочери найдется другой столь же достойный супруг. А мне позволь жить с моей супругой”. Так отвечал Масист. Ксеркс же, распалившись гневом, сказал ему в ответ: “Хорошо же, Масист! Теперь моя воля такова: не выдам я за тебя своей дочери, но и со своей женой ты больше не будешь жить. Ты научишься принимать то, что тебе предлагают!”. Услышав эти угрозы, Масист поспешно вышел со словами: “Владыка! Ты ведь меня еще не погубил!”.

112 Между тем, пока Ксеркс вел этот разговор с братом, Аместрида послала телохранителей Ксеркса изувечить жену Масиста: она велела отрезать у несчастной груди и бросить псам, а также нос, уши и губы, вырезать язык и отправить в таком виде домой.

113 Масист же, еще ничего не зная об этом, но предчувствуя недоброе, бегом бросился домой. Увидев свою жену [столь страшно] изувеченной, он тотчас же, посоветовавшись с сыновьями, отправился вместе с ними и некоторыми другими людьми в Бактры. Он хотел поднять восстание в Бактрийской области, чтобы лишить царя престола. Это, как я думаю, ему, пожалуй, и удалось бы, если бы он раньше прибыл к бактрийцам и сакам. Действительно, эти народности любили Масиста, и он был сатрапом Бактрии1. Ксеркс, однако, проведал замыслы Масиста и отправил в погоню за ним отряд, [который] настиг его в пути: Масист был убит вместе с сыновьями и приверженцами. Это мой рассказ о страсти Ксеркса и смерти Масиста.

1 Восстание сатрапа Бактрии Масиста было, вероятно, причиной отправки главных сил персидской армии на восток. На западе у персов, кроме корпуса Мардония у Платей и маленького отряда при Микале, не было больше войска.

114 Эллины же, отплыв из Микале в Геллеспонт, бросили якорь сначала из-за противных ветров у [мыса] Лекта. Отсюда они прибыли в Абидос и нашли там мосты, которые они считали целыми, уже разрушенными (ради этого-то прежде всего они прибыли в Геллеспонт). Тогда Левтихид и пелопоннесцы решили отплыть назад в Элладу. Афиняне же и их предводитель Ксантипп, напротив, решили остаться и напасть на Херсонес. Итак, пелопоннесцы отплыли [домой], афиняне же переправились из Абидоса в Херсонес и приступили к осаде Сеста.

115 В этот Сест – самую сильную крепость в. этой стране, услышав о прибытии эллинов, собрались персы из соседних городов. Так, из города Кардии прибыл перс Эобаз и привез канаты от мостов. В городе же этом жили местные эолийцы, да еще персы и много других союзных с персами народностей.

116 Владыкой этой области был сатрап Ксеркса перс Артаикт, страшный нечестивец, обманувший даже царя во время похода на Афины. Артаикт ограбил храмовые сокровища [героя] Протесилая, сына Ификла из Элеунта. Ведь в Элеунте на Херсонесе в священной роще находится [святилище и] могила Протесилая. [В святилище] хранились богатства, золотые и серебряные чаши, медные статуи, [драгоценные] одежды и другие приношения. [Все это] Артаикт похитил с царского позволения, обманув царя такими словами: “Владыка! Есть тут дом одного эллина, который пошел походом на твою землю и за это его постигло справедливое возмездие – смерть. Подари мне его дом, чтобы впредь всякий поостерегся идти войной на твою землю”. Этим ему легко удалось убедить Ксеркса подарить ему этот дом. Слова же Артаикта о походе Протесилая в царскую землю означали вот что: по мнению персов, вся Азия принадлежит им и правящему царю. Овладев этими сокровищами, Артаикт велел перенести их из Элеунта в Сест, а священный участок засеять и возделывать. Сам же, всякий раз когда бывал в Элеунте, то в святилище совокуплялся с женщинами. Итак, теперь афиняне принялись осаждать Артаикта. А он не был готов к осаде, не ожидая прихода эллинов: они напали на сатрапа [так внезапно], что ему некуда было бежать.

117 Между тем осада [Сеста] затянулась до поздней осени, и афиняне уже стали тяготиться долгим пребыванием на чужбине и безуспешной осадой1. Они просили военачальников возвратиться на родину. Военачальники же ответили, что не уйдут, пока не возьмут города или пока высшие власти в Афинах не отзовут их домой. Тогда афинянам пришлось примириться с обстоятельствами.

1 Война велась тогда только с весны до осени.

118 А осажденные в крепости [херсонесцы] уже дошли до последней крайности, так, что варили и ели ремни от постелей. Когда же они съели даже и это, то персы с Артаиктом и Эобазом однажды ночью бежали из города: персы опустились по задней стороне стены, там где меньше всего было неприятелей. На следующий день херсонесцы дали знак афинянам с башен о бегстве персов и открыли [городские] ворота. Большая часть [афинского] войска пустилась в погоню за персами, а другая – заняла город.

119 Эобаза, бежавшего во Фракию, захватили фракийские апсинфии и по своему обычаю принесли в жертву местному богу Плистору, а спутников его умертвили другим способом. Артаикта же с товарищами, бежавшими позднее, афиняне вскоре нагнали за Эгоспотамой и частично после долгого сопротивления перебили. Остальных же взяли живыми в плен. Этих последних афиняне повели в оковах в Сест (среди них был также и Артаикт со своим сыном).

120 Тут-то, как рассказывают херсонесцы, случилось с одним из стражей, когда тот жарил соленую рыбу, вот какое чудо: соленые рыбы запрыгали и стали биться на огне, словно только что пойманные. И все, столпившись вокруг, изумлялись этому диву. Артаикт, который также увидел эту диковину, позвал человека, жарившего соленую рыбу, и сказал: “Друг-афинянин! Не страшись этого чуда! Оно ведь явлено не тебе, а мне. Протесилай в Элеунте этим знамением возвещает, что хотя он и мертв и превратился в мумию, но все же обладает божественной силой, чтобы покарать своего обидчика. Поэтому-то я хочу заплатить выкуп за мое преступление: за сокровища, похищенные мною из его святилища, я хочу пожертвовать [богу] 100 талантов; афинянам же, если они сохранят жизнь мне и моему сыну, я заплачу 200 талантов”. Такое его предложение, однако, афинский военачальник Ксантипп отверг. Ведь его смерти требовали элеунтцы в возмездие за Протесилая, и так же думал и сам военачальник. Артаикта отвели на то место побережья, где Ксеркс велел построить мост (по другим рассказам – на холм, что над городом Мадитом), и, пригвоздив к столбу, повесили. А сына его на глазах Артаикта побили камнями.

121 После этого афиняне отплыли в Элладу. Они везли с собой среди другой добычи также и канаты от мостов; [эти канаты] они хотели посвятить в храмы. В этом году больше ничего не произошло.

122 Дед этого распятого на столбе Артаикта был Артембар, давший персам один совет. Персы приняли его и представили Киру с такими словами: “Так как Зевс отнял у Астиага владычество над Азией и вручил его персам, а среди персов – тебе, Кир, давайте же покинем нашу маленькую и притом суровую страну и переселимся в лучшую землю. Много земель здесь по соседству с нами, много и дальше. Если мы завоюем одну из них, то наша слава и уважение к нам еще больше возрастут. Так подобает поступать народу – властителю [других народов]. Ибо когда же еще нам представится более удобный случай, как не теперь, когда мы владычествуем над многими народами и в наших рукам целая Азия?”. Услышав эти слова, Кир не удивился предложению и велел его выполнять. Тем не менее он советовал персам готовиться к тому, что они не будут больше владыками, а станут рабами. Ведь, говорил он, в благодатных странах люди обычно бывают изнеженными и одна и та же страна не может производить удивительные плоды и порождать на свет доблестных воинов. Тогда персы согласились с мнением Кира и отказались от своего намерения. Они предпочли, сами владея скудной землей, властвовать [над другими народами], чем быть рабами на тучной равнине.

Геродот

История

Книга девятая / Каллиопа

Книга девятая